Ползучий плющ - Наташа Купер Страница 51

Они замолчали, вспоминая прошлое, вспоминая, скольких усилий стоила Триш борьба с собственной вспыльчивостью.

— Ты кого-то подозреваешь? — спросила через какое-то время Мэг.

— Вначале самым подозрительным мне казался Роберт Хит, — сказала Триш, отгоняя воспоминание о себе шестилетней, раздражавшейся на свою неизменно терпеливую мать. — И Антония говорила мне, что полицейские ежедневно его допрашивают, но теперь подозрения уже, наверное, сняты.

— Видимо, да, иначе они не терзали бы тебя.

— Да, пожалуй. Но мне он все равно кажется самым подходящим. Он, правда, похож на крысу, мам. Даже тебе он вряд ли понравится.

Мэг нахмурилась, и в форме ее распрямившихся бровей Триш вдруг с радостью увидела что-то свое. Она с удовлетворением отметила, что наследственность у нее не только отцовская.

— Триш, — с необычной серьезностью проговорила Мэг, — я знаю, ты никогда его не любила, но тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь быть несправедлива?

— К Роберту Хиту? Нет! Он опошляет, почти из принципа, все, что дорого другим людям. А уж как он доволен собой. И…

— И давай взглянем правде в глаза, моя дорогая, тебе не нравится, когда матери-одиночки впускают в свою жизнь мужчин.

Триш внимательно посмотрела на мать. В ее милом мягком лице с такими знакомыми морщинками сейчас читалась какая-то странная неумолимость. Волна стыда, накрывшая Триш, смыла ее прежние представления о долге матери перед маленьким ребенком и ту чуть высокомерную, хотя и нежную, снисходительность, с которой она, женщина, добившаяся немалых успехов в своей профессии, смотрела на мать, чей житейский опыт ограничивался исключительно сферой быта.

— Ты из-за меня больше не вышла замуж? — спросила она после долгой паузы.

Оглядываясь назад, Триш всегда ощущала, что все ее детство прошло под знаком ухода отца и ее подозрениями, что его подтолкнул к этому тяжелый характер дочери. Когда она выросла и узнала, что большинство детей в разведенных семьях считают себя ответственными за неудачи и жестокость своих родителей, она попыталась осмыслить прошлое в более рациональном ключе. И начала понимать, что всегда следует принимать во внимание и чужую точку зрения.

— Не совсем, — сказала Мэг, глядя на нее с чрезмерной любовью. — Скорее всего, я не захотела бы снова рисковать, но ты могла бы облегчить мне возможность иметь друзей… друзей-мужчин.

— Прости, — сильно нахмурившись, сказала Триш. — Послушай, мама, я действительно очень раскаиваюсь. Правда, я делала это не нарочно. В смысле, в то время я ничего не понимала.

— Я это знаю. Спасибо, — сказала Мэг, даже не задумываясь, что в извинениях необходимости не было. Несмотря на всю свою самокритичность и критический взгляд на собственную роль в жизни матери, Триш была немного задета.

— Ну а теперь, дорогая, может, примешь душ и переоденешься? Смоешь все воспоминания о гадкой полиции, а я тем временем приготовлю куриные грудки, которые нашла у тебя в холодильнике, пока они не испортились. Еще я заметила там виноград, лук-шалот и сметану, так что у нас будет к ним замечательный соус.

— И вино есть. Хорошее сухое белое немецкое вино в глубине холодильника. Можем выпить.

— Отлично. Я открою его, пока ты будешь в душе. Давай, Триш. Ну-ка, живо!

Триш ощутила, как вместе с улыбкой все ее мышцы расслабились. Лицо матери, столь непохожее на ее собственное, гораздо более круглое, выражающее гораздо больше доброты и терпимости, сияло неизменной непоколебимой любовью.

— Спасибо, мама. Ты даже не представляешь, скольким я тебе обязана, но поверь, что это так!