Черный Бумер - Андрей Троицкий Страница 51

— Пришел? — спросила она, хотя спрашивать было не о чем, и так все ясно. — У Палыча с сердцем плохо было. Хотела врача вызвать, но он капель выпил. Отпустило.

Приз молча кивнул, из головы вылетело, как зовут эту бабу. Кажется, Мария Ивановна. Она ухаживала за Фанерой последние годы, когда Палыч отошел от дел. Поговаривали, что к этой Маше Фанера испытывает теплые чувства, якобы много лет назад она прижила от него ребенка, который попал в автомобильную катастрофу еще до своего совершеннолетия. И это не просто трагическая стечение обстоятельств, по слухам, некие молодые бандиты, что-то не поделившие с положенцем, очень хотели сделать Фанере больно, то есть очень больно. И своего добились. Но прожили недолго.

Якобы Фанера самолично покрошил тех подонков из автомата, а двоих, что со страху ушли в бега, достал позже. И сделал с ними такое, что в кошмарном сне не увидишь. Краснопольский всерьез не воспринимал эту болтовню, он сильно сомневался, что Фанера, в прошлом беспощадный лагерный пахан, о жестокости которого в магаданских лагерях слагали легенды, вообще мог испытывать хоть какие-то чувства, тем более теплые чувства, да еще к этой простой бабе, похожей на солдата в юбке. Что он мог завести от нее ребенка. Эта история, скорее всего очередная легенда. Впрочем, тайны личной жизни Сергея Павловича хранятся за таким забором, который втрое выше тех, что ставят на зонах строгого режима.

— Походи, чего стоишь.

Мария Ивановна, уступив дорогу, пропустила гостя в большую жарко натопленную комнату, показала на место у стола, где можно присесть, и ушла. Приз от нечего делать разглядывал обстановку. Застекленный сервант, какие вышли из моды еще в незапамятные времена, простой круглый стол, над которым повис матерчатый ядовито желтый абажур, похожий на купол раскрытого парашюта. Приз повернул голову на скрип половицы, Мария Ивановна вывезла из соседней комнаты инвалидную коляску, в которой сидел Фанера. Ноги прикрыты пледом, лицо серое. Хозяин держал спину прямой, стараясь выглядеть бодро, и не показать, что сердце болит, что ему тесно в груди, как тесно мужской растоптанной ноге в фасонной женской туфельке. Хозяин протянул руку и, сжав ладонь Приза, энергично тряхнул ее.

— Выпьешь, Игорек?

— Не откажусь, — из вежливости кивнул Краснопольский.

— А я снимаю свою кандидатуру, — вздохнул Фанера.

* * *

Мария Ивановна, исчезнув на минуту, вернулась с жестяным подносом, составил на стол тарелочку с бедной закуской, полграфина водки, настроенной на смородиновых почках, и большую чашку жиденького чая с вареньем. Это для хозяина. Не проронив ни слова, женщина незаметно исчезла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Краснопольский наполнил рюмку, открыл пасть и, запрокинув донышко, влил в себя водку.

— Хороша.

Очистил кусок копченой ставриды, Краснопольский коротко пересказал события последних дней и добавил:

— Этого парня, мотоциклиста, я найду. Делаю все, что могу. Но остается вопрос: как быть с фургоном? Если верить Бобрику, в кузове четыре комплекта. Большие деньги.

— А если тачка на приколе у ментов?

— Мне кажется, парень не врал в своем письме. Он просто хотел заработать. Предложил честную сделку. И вот теперь бесхозный фургон стоит на парковке и ждет, когда его заберут. Менты или мы… Не знаю.

— С фургоном надо что-то делать, — сказал Фанера. — И с Бобриком долго тянуть нельзя. Реши эти проблемы.

— Нужно немного времени, — кивнул Краснопольский.

Он вспомнил, что эти дачи когда-то строила Академия наук для своих высокопоставленных сотрудников, заслуженных профессоров и академиков. Фанера забрал этот дом за долги у одного непутевого академического отпрыска, любившего красивую жизнь. Теперь сам Исаев в этом инвалидном кресле с ногами, прикрытыми шотландским пледом, в золотых очках напоминает научное светило на закате карьеры.

— Дела наши таковы, Игорек, — Фанера пригубил чай. — Пока ты чалился в санатории, Гриценко в обход меня искал покупателей на арсенал. Хотел хапнуть все и сразу. А нас с тобой просто натянуть. В итоге он получил то, что заработал. И партнеров в деле осталось двое: ты и я. У нас, как ты знаешь, два покупателя. Артур Клемон и наши хорошие знакомые из Чечни. Клемон работает на богатого человека, большого бизнесмена, который хорошо платит. Говорят он черный торговец оружием. Поставляет товар в разные страны, где людям хочется убивать друг друга. Все выглядит пристойно, но… Короче, насчет Клемона появились некоторые сомнения. Сорока на хвосте принесла, что этот тип ведет нечестную игру. Счет в иностранных банках и прочее… Похоже, все это низкая туфта. Мы можем остаться голыми.

— То есть как? — Краснопольский едва не подавился рыбой.

— Игорек, давай отложим все вопросы до лучших времен. На встречу с ним езжай, там тебя не прихватят. Послушай, чего он скажет. И задай ему несколько вопросов. Сам знаешь, что спросить. Если носом почувствуешь, что дело тухлое… Если его ответы тебя не убедят… Прими решение на месте, не откладывая в долгий ящик.

— Чеченцы платят почти вдвое меньше.

— Зато это реальные деньги. Это нал. И все без кидалова. Я с ними уже несколько раз имел дело. Кроме того, они берут на себя доставку груза до места, прикрытие и все прочее. А это дорогого стоит. Мы просто отгружаем товар, умываем руки и считаем прибыль. Мне этот вариант нравится. В моем возрасте веришь только наличным. У меня открытая виза в Европу, уеду на год. Если все будет спокойно, вернусь.

— Хорошо, — мрачно кивнул Краснопольский. — Это тебе решать. Ты ищешь и выбираешь покупателей. Я делаю все остальное.

— Я обещал чеченцам пятьдесят комплексов. И рассчитывали получить такую сумму. Если мы отдаем сорок комплексов, можем рассчитывать вот на что.

На клочке газеты огрызком карандаша Фанера нацарапал несколько цифр, протянул бумажку гостю.

— Ну, как тебе? Большая разница. Чеченцы настаивают на том, чтобы мы отдала все пятьдесят комплексов. Поэтому ищи этого мотоциклиста, как голодные хлеб ищут. Времени у нас в обрез. Если сорвется эта сделка, других покупателей ищи свищи. И не известно, чем кончатся поиски. Тюрьмой, могилой или премиальными. И вообще дождусь ли я новых покупателей… Это большой вопрос.

Фанера похлопал ладонью по ногам, закрытым пледом.

— Ушиб позвоночника я получил в магаданском санатории. Там хозяин сильно лютовал. У нас с ним была взаимная неприязнь, поэтому я не вылезал из ШИЗО. И еще там служил лепила, вольняшка. Вечно пьяный или похмельный, который умел две вещи: вставить в зад двухлитровый клистир и выписать справку о смерти зека, последнюю страничку в личном деле заключенного. А когда на воле я показался одному академику, он сказал, что болезнь зашла слишком далеко. Уже ничем не поможешь. Надо было раньше чесаться. Вот так.

— Ты это к чему?

— Витя, это мое последнее дело. Я, как другие, не копил деньги на старость. Я не грошовая душа, бабки мне вечно ляжку жгли. Я их не считал и не жалел. Если дело сорвется, буду доживать век в этой халабуде. А мой сын… Ты ведь наверняка слышал, что у меня есть сын.