Карибский реквием - Брижит Обер Страница 51

Ответ вырвался неожиданно:

– Не вижу в этом логики. В Гран-Бурге пытались убить вас. А здесь хотели расправиться с Луизой. Почему с ней?

– Перестаньте задавать мне сложные вопросы. Возможно, это игра.

– Игра?

В голосе отца Леже явственно слышалось сомнение.

– Игра. Он ставит на моем пути ловушки, а я должен его переиграть.

– Это может означать, что он хочет направить вас по своему следу, – пробормотал отец Леже.

– А это, в свою очередь, может означать, что он хочет, чтобы я его нашел.

Даг вдохнул облако сигаретного дыма.

– Но в то же самое время он хочет меня уничтожить.

– Почему?

– Возможно, это и в самом деле отец Шарлотты. А я для него представляю двойную опасность: как человек, который может привести к нему его дочь, и как тот, кто может разоблачить его. И вполне возможно, его раздирают два желания: защитить себя и узнать свою дочь.

– Если принять ваше предположение, ничто не помешает ему связаться с дочерью, когда он этого захочет. Судя по всему, этот человек знает о любых ваших поступках. Вы думаете, что он не подозревает, кто она?

– Ничего я не думаю. Я просто хожу по кругу.

– В таком случае, может, имеет смысл ходить по спирали, – с мечтательным видом произнес отец Леже.

– То есть?

– Да-да, когда ходишь по кругу, то сам себе вырываешь колею, в которой и застреваешь; когда же ходишь по спирали, то с каждым витком немного поднимаешься, образуется вихрь, он поднимает тебя над случайным и второстепенным… Решение не внизу, оно наверху, в сферах души.

Даг раздавил сигарету о цементную скамейку.

– Если надумаете писать свой детектив, следует предусмотреть толковый словарь к нему.

Отец Леже поднялся:

– Спасибо за советы. Мне пора, этим утром предстоят еще два погребения. Девяностолетний старик и младенец: вот уж воистину «пути Господни…» Вы к обеду вернетесь?

– Думаю, что да. Если не получится, оставлю вам записку.

Он смотрел, как удаляется силуэт священника: черная точка на фоне ярко-синего неба. Продолжая размышлять, он тоже встал и пошел. Он поднял глаза и заметил, что ноги сами привели его к бывшему теткиному магазину. С двух соседних домов ураганом снесло крышу, но лавочка оказалась нетронутой. На него нахлынули воспоминания о сидящей за кассой пожилой даме; они были четкими, словно к глазам поднесли фотографию. Может быть, переступив порог магазина, он почувствует знакомый запах высушенных раковин? Или ощутит на щеках прикосновение ее шероховатых ладоней, непривычное для ребенка, не знающего материнской ласки? Он уже ухватился за ручку двери, потянул ее и только потом заметил табличку по-креольски: «Закрыто, все на расчистке завалов». Нет так нет. Он пошел дальше: раз уж он оказался в городе, имело смысл заглянуть к старику Манго, в его лавочку с фотографиями.

Единственным препятствием на пути его намерений оказалось то, что лавочки, собственно, уже не было. Только четыре стены, выкрашенные желтым и красным, и много грязи. И еще какой-то старик, со множеством косичек, сидел в тени, привалившись к одной из стен.

– Манго?

– Moinkddomi [80], — отозвался тот, не поднимая головы.

Даг сунул руку в бумажник и вынул оттуда десятидолларовую купюру.

– Пора просыпаться.

Тип поднял голову, и Даг тотчас же его узнал. Казалось, за двадцать пять лет он нисколько не постарел и, похоже, не менял своих лохмотьев: та же зеленая рубашка, тот же черный кожаный жилет, те же обтрепанные, заляпанные джинсы, теперь облепленные до колен грязью. Манго вытянул руку и схватил купюру своими длинными, желтыми от никотина пальцами.

– Нужна помощь, дружище?

Голос был ясным, но затуманенные глаза выдавали любителя травки.

– Вы храните все фотографии, которые когда-либо делали? – спросил Даг, с отвращением глядя на слой грязи.

– Ты чего, сбрендил, парень? – неожиданно охотно отозвался Манго. – Глаза твои где? Вот уже два дня, как «Бутик-Манго» больше нет. Господин Океан все сожрал. Однажды он проглотит Вавилон, да-да, говорю тебе, парень, однажды Господин Океан сожрет всю планету.

– Так вы храните фотографии или нет? – настаивал Даг, опустившись на корточки, чтобы оказаться вровень с Манго, который только моргал в ответ, спрашивая себя, чего хочет от него этот дядя Том.

Он не слишком любил, когда на него так пялятся. Он надул щеки и плюнул, угодив желтой слюной рядом с ногами Дага.

– А ты как думаешь? Однажды я все их выставлю. Сотни метров физиономий, подписанных Манго. Все местные жители, все туристы, которые хоть раз ступали на этот остров, любое человеческое существо, которое хоть раз появлялось здесь, – все они увековечены Манго. Песчинка Вавилона на квадратных километрах пленки.

– Я ищу фотографии, сделанные вами в тысяча девятьсот семидесятом году.

Манго моргнул.

– Тысяча девятьсот семидесятый? Черт! Нет, Боб, ты слышал? – бросил он, воздев глаза к нему, откуда, без сомнения, за ним наблюдал Боб Марли. – Послушай, парень, – продолжал он, – тысяча девятьсот семидесятый – это должно быть где-то там, слева, под метровым слоем грязи, видишь… Желаю удачи.

– Спасибо.

Даг принялся стягивать джинсы.

– Вот те на, да он псих. Великий Боб, спаси меня! Тут какой-то ненормальный передо мной штаны снимает.

– Я же не могу барахтаться в грязи одетым, – пояснил Даг, оставшись в ярко-желтых трусах.

Он решительно сделал шаг в направлении того, что когда-то было лавочкой, и почувствовал, как теплая грязь обволакивает его лодыжки. Манго, потрясенный, не отрывал от него взгляда.

– Вы сказали, слева?

– Слева, ну да. У стены, где постер Джими Клиффа [81]. Как раз под ним мои папки.

Действительно, из тины выглядывал торс Джими Клиффа, и Даг направился прямо туда. Под ногами что-то хрустело. Здесь, должно быть, был погребен весь магазин: сувенирные ракушки, кепки, очки от солнца… Даг сильно ударился ногой обо что-то твердое. Он пощупал: дерево. А, ну да, прилавок. Обогнув его, он добрался до Джими Клиффа и наклонился, решительно погрузив руку в слой метровой грязи. Ничего. Даг погрузил руку еще глубже и кое-что достал: классификатор фотографий из красного пластика. Дата прочитывалась очень четко: 1984. Он положил его на прилавок и снова приступил к поискам.

Выудив пятнадцать папок, Даг выпрямился. Спина нестерпимо ныла. Все это время Манго просидел, не шевелясь, погруженный в свои одинокие мечтания. Даг подумал было о том, что неплохо бы перекопать всю лавочку лопатой. Нет, слишком долго. Он склонился опять. 1978, 1991.