Убить Пифагора - Маркос Чикот Страница 51

Но больше всего он жаждал собственной смерти, видя в ней единственный способ покончить с непереносимыми страданиями.

Мучимый днями напролет одними и теми же мыслями, он часами бродил по галерее большого двора, прилегавшего ко дворцу. Проходил мимо гостевых спален, менял направление и обходил другое крыло, где проживали доверенные слуги, снова разворачивался и брел по галереям, куда выходили отдельные покои, банный зал, зал для растираний… и вот, наконец, пустая комната, принадлежавшая некогда Яко. Там он ускорялся, пробегал последний отрезок галереи, оставив позади свои покои, статую Гестии с вечным огнем на алтаре и обширный арсенал. Днями напролет он без отдыха наматывал одни и те же круги по дворцу. Он был в таком возбуждении, что Леандр не успевал подать ему чашу, не пролив вина на мраморный пол.

Внезапно Главк остановился и с вызовом посмотрел на статую Зевса, стоявшую в центре.

— О, безжалостные боги, вы играете нами, как с никчемными марионетками! — воскликнул он.

Каменный взгляд не менял своего жестокого равнодушия. Главк прошел между двумя колоннами, покинул галерею и приблизился к владыке богов. Он был в таком отчаянии, что готов был проклясть самого могущественного из жителей Олимпа. Остановившись перед статуей, он в ярости воздел кулаки. И в это мгновение сознание его озарила молния. Всем своим существом он испытал острую уверенность в том, что связан со своей собственной божественной природой. Нездешний свет залил его разум.

* * *

Пятнадцать лет назад Пифагор отправился в Сибарис с Орестом и Клеоменидом, в то время его самыми одаренными учениками. Пифагорейская община Кротона достигла такой известности, что многие сибариты стекались туда в надежде вступить в братство. Очень немногие добились этого: характер сибаритов и мирская жизнь их общества не сочетались со строгостью и дисциплиной братства. В конце концов Пифагор придумал промежуточный способ, дающий возможность следовать его учению, и изложил свои идеи правящим классам Сибариса. Он обучит их самой легкой части учения и правилам внутреннего и внешнего поведения. Реакция была превосходной. Отныне сибариты могли стать последователями Пифагора, чью природу считали божественной, не принося многочисленные жертвы.

— Я должен вернуться в Кротон, — объявил Пифагор через несколько дней. — Но Орест и Клеоменид останутся с вами на полгода.

Хотя в Сибарисе не собирались создавать общину, отныне сибариты получали привилегии и внимание пифагорейских учителей. Была достигнута договоренность о регулярном обмене посольствами между Сибарисом и кротонской общиной. Особенно тесным должен был стать контакт между Пифагором и членами сибаритского правительства.

Экономику Сибариса ждали непростые годы: нависла угроза над его торговыми путями и наиболее значимыми клиентам. Персия вторглась в Египет и угрожала Греции. Несколько лет назад она завоевала Финикию, а затем персидский царь Дарий перекрыл торговые пути восточного Средиземноморья от Греции до Финикии, превращенной в сатрапию, рядовую провинцию его империи. А Карфаген, бывший когда-то финикийской колонией, отделился от родины и захватил торговые пути западного Средиземноморья. Несмотря на все это, Сибарис воспользовался возвышением Великой Греции и отдаленных регионов и прежде всего политической стабильностью, которую принес Пифагор. Правительство Сибариса становилось все большим сторонником Пифагора и укрепляло связи с остальными пифагорейскими правительствами, чья численность не переставала расти.

В то время юный Главк только что унаследовал от отца целую торговую империю. Смерть родителя была внезапной, однако отец много лет учил сына вести дела и заставлял посещать собрания. Благодаря его усердию, а также собственным замечательным способностям, дела Главка с самого начала шли блестяще. Однако наступил критический момент: юноша так заинтересовался пифагорейством, что пренебрег деловыми обязанностями. Он задумывался о том, не войти ли ему в общину Кротона, чтобы посвятить себя поиску знаний. Партнеры встревожились, и в итоге он оказался между двух огней.

— Ты можешь стать аскетом, если захочешь, — твердили ему. — Волен ты и войти в кротонскую общину и даже никогда ее не покидать. Но прежде чем ты это сделаешь, в память о твоем отце, с которым сотрудничали мы столько лет, просим тебя уступить руководство всеми делами.

Главк размышлял две недели. Он был юношей недюжинных страстей, и обе крайности его пылкой натуры призывали его с равной силой. Выбирать он не хотел, однако вынужден был сделать выбор. В конце концов пришел к выводу, что не стоит отказываться от своих более старых и устоявшихся наклонностей.

Возможно, жизнь в общине оказалась бы ему не по силам.

Он решил сохранить свои занятия и образ жизни и сообщил об этом партнерам, однако страсть его к математике не уменьшилась. Он находил изысканное удовольствие и неповторимую безмятежность, когда его ум предавался самым тонким и сложным рассуждениям. Вот почему он убеждал учителя Ореста разрешить ему доступ к высшим пифагорейским знаниям.

— Твои способности необычайны, — ответил ему Орест. — Но великие знания и открытия Пифагора подвластны лишь тем, кто посвятил жизнь братству.

Главк почтительно склонил голову перед Орестом. Видимо, он смирился; однако вскоре вновь захотел большего, нежели то, что ему дозволяли.

Он самостоятельно дошел до уровня, дальше которого продвигаться уже не мог. Затем обещал щедро награждать каждого, кто утверждал, что обладает вожделенными знаниями. Его дворец заполняла целая когорта учителей, магов и обманщиков, с которыми он ежедневно общался. Он установил награды для тех, кто научит его двигаться дальше. Обещанная сумма была такова, что известие о награде быстро вышло за границы Сибариса.

Однажды его посетил сам Пифагор. Почтенный учитель плохо сочетался с роскошной атмосферой дворца. Он ждал, когда они с Главком останутся наедине, чтобы задать ему непростые вопросы.

— Мы должны стремиться не только к знаниям, но и к добродетели, — заключил Пифагор. — Знание, оплаченное золотом, а не заслугами и добродетельным служением, может сбить с прямого пути и быть вредным как для нас самих, так и для нашего окружения.

За исключением этого увещевания, визит прошел сердечно. В роли государственного деятеля Пифагор был заинтересован в поддержании хороших политических отношений с Главком, чья роль в правительстве Сибариса была очень велика.

Главк и сам желал бы придерживаться ограничений и правил, обозначенных Пифагором, но у него не получалось. Его плотские аппетиты возрастали с той же скоростью, что и интеллектуальные, и он уже просто не мог отказаться от всего, чтобы войти в общину Кротона. Единственный путь к познанию сложнейших математических истин и сокровенных законов природы состоял в том, чтобы предложить награду тому, кто откроет ему эти тайны. Пифагорейцы были в этом смысле лучше других, однако не только они добивались результатов на пути к истине.

«Опыт научил меня полагаться на могущество золота», — размышлял Главк, скрывая свои помыслы под смиренной улыбкой, обращенной к пифагорейским учителям.