Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью - Дин Кунц Страница 50

Высокие сосны выстроились вдоль дороги. Их кроны, начинаясь футах в двенадцати от земли, переплетались над асфальтом. В этом тоннеле, зеленом днем и черном теперь, вполне могли затаиться два десятка убийц, но звериный инстинкт подсказал мне: «Не здесь, пока никого».

Конечно, я бы мог идти не по дороге, а лесом, параллельно ей. Под сплошной полог ветвей солнечный свет практически не проникал, так что густой подлесок мне бы не помешал. И температура воздуха на плато однозначно указывала, что в такой холод даже самые мотивированные, люто ненавидящие поваров блюд быстрого приготовления змеи не будут облизывать ядовитые клыки в предвкушении укуса. Но треск сучка, переломившегося под ногой, разносился далеко, и в темноте низко опустившаяся ветвь могла сшибить с ног или выколоть глаз.

Через пятьдесят ярдов дорога плавной дугой ушла влево, и я, естественно, последовал за ней. Обогнув поворот, увидел впереди свет, может, еще в сотне ярдов. Эта часть обсаженной соснами дороги напоминала мне тоннель, о котором сообщали люди, побывавшие на пороге смерти: длинный и темный тоннель, а вдали зовущий добрый свет, да только я знал, что свет впереди ничуть не лучше огня в печи крематория.

Я понимал, что чуть дальше, на расстоянии футбольного поля, большой дом, в котором светились многие окна. Но, как выяснилось чуть позже, еще горели и большущие факелы, создавая ощущение, что подхожу я не к современному жилищу, а к средневековой деревне.

У самого конца дороги я наконец-то свернул в лес, направо. Осторожно прошел последние двадцать футов к опушке, где деревья уступали место скошенной траве. Устроившись под огромной сосной, огляделся.

Более всего меня поразило озеро. В эту безлунную и беззвездную ночь я бы, наверное, и не понял, что вижу перед собой, если бы танцующие языки пламени факелов не отражались в воде около берега. В остальном ровная, чернильно-черная поверхность даже в малой степени не отражала отсвет далеких огней Вегаса на низко повисших облаках. Но благодаря этой подсветке я мог отличить небо от силуэтов поднимающейся земли и лесов, окружавших озеро. Я прикинул, что площадью оно от семи до двенадцати акров — не огромное, но и не пруд. Ни единого огонька не светилось на береговой линии, из чего я сделал вывод, что озеро целиком и полностью, вместе с полоской лесов, примыкающей к берегам, является частью поместья.

Факелы, на равных расстояниях стоявшие вдоль берега, похоже, представляли собой модифицированные нагреватели, которыми пользуются многие рестораторы, чтобы согреть внутренний дворик. Баллон с пропаном вставлялся в основание, на котором крепилась стойка высотой в восемь или девять футов. В оригинальной конструкции большой, похожий на шляпку гриба отражатель направлял теплый воздух вниз и в стороны. Тут отражатели сняли, и горящий газ поднимался к небу языками сине-оранжевого пламени.

Между озером и особняком на широкой каменной террасе стояли еще четыре пропановых факела. Мне показалось, что для одной семьи дом слишком велик, я предположил, что раньше это мог быть корпоративный дом отдыха, где по выходным собирались два, три, четыре десятка чиновников, чтобы лучше узнать и доверять друг другу и поддерживать корпоративный дух. Но, возвращаясь в свои кабинеты, вели себя так, будто главная задача — перегрызть горло ближнему своему, хотя на озере делали вид, что ничего такого у них и в мыслях нет. Если говорить об архитектуре, то в особняке не очень удачно сочетался стиль прерий, предложенный Фрэнком Ллойдом Райтом, с бревенчатой классикой. Так, большой балкон второго этажа нависал над частью террасы, а на третьем этаже балкона не было вовсе.

За окнами первого и второго этажей одни люди беседовали, другие деловито переходили из комнаты в комнату, чем-то определенно занятые. С такого расстояния я не мог разглядеть лиц, но видел среди присутствующих как мужчин, так и женщин. Моя тревога, вероятно, распаляла воображение, но, судя по энергичности разговоров и жестов, они с нетерпением чего-то ожидали, и меня это не радовало. Я сильно сомневался, что они ждут, когда же официанты закружат по комнатам с подносами закусок.

Слева от подъездной дороги примерно тридцать автомобилей стояли двумя рядами, а за ними высился ярко раскрашенный трейлер маскарадного ковбоя «ПроСтар+», который я в последний раз видел в гараже промышленного здания на окраине Лос-Анджелеса, а также в жутком другом месте, которое я назвал Гдетоеще.

Помня о том, как близко я подошел к тому, чтобы меня кастрировали и оставили истекать кровью на автомобильной стоянке супермаркета, я пересек подъездную дорогу, держась у самых деревьев, прокрался мимо легковушек и внедорожников. Восемнадцатиколесник я обошел по особенно широкой дуге, направляясь в глубь поместья.

Все окна и двери просторного дома плотно закрыли, поэтому, несмотря на большое количество людей, за стены не проникало ни звука. Воздух не остыл до такой температуры, чтобы дыхание паром выходило изо рта, но холод заставил замолчать насекомых и жаб, которые обычно любили петь по ночам. Я услышал далекий пронзительный крик птицы, какой именно, не знал, а поблизости переговаривались две совы, наверняка жаловались на превратности погоды, из-за которой вкусные жирные грызуны не казали носа из своих нор.

В глубине поместья, в пятидесяти или шестидесяти ярдах от особняка, я обнаружил два здания. Прямоугольное одноэтажное, выкрашенное в белый цвет, с амбарными воротами, напоминало конюшню. Второе, из камня и бревен, размером примерно шестьдесят на сорок футов, с широкими свесами высокой, крутой крыши, выглядело каким-то отталкивающим. Держась у самой опушки, я осторожно направился к конюшне.

Ночная птица крикнула в лесной чаще, будто подвергаемая пытке душа, и крик ближайшей совы не заглушил шагов какого-то животного, бегущего через двор, его учащенного дыхания. Я остановился, повернулся, увидел быструю, низкую тень, более темную, чем ночь. Вытянул перед собой правую руку и нажал на кнопку на крышке маленького баллончика. Струя успокоительного, которую я не мог видеть, вероятно, попала зверю в пасть, нос и глаза, как и рекомендовала миссис Фишер. Я услышал сдавленный скулеж, похоже собачий, короткое рычание, лапы подогнулись, и тяжелое тело плюхнулось на траву, чуть ли не со вздохом глубокого удовлетворения.

Еще не успел смолкнуть вздох, а ко мне уже приближался второй зверь, лапы при контакте с землей издавали более громкие звуки, позволяя предположить, что он больше и тяжелее первого. Я вновь нажал на кнопку, и атакующий резко изменил курс. Возможно, на этот раз точность меня подвела, потому что собака, если то была собака, не упала, а подалась в сторону, чихнула, чихнула, опять чихнула.

Я собирался последовать за этим существом, чтобы прыснуть успокоительным в морду, но третий зверь, бежавший следом за вторым, прыгнул даже до того, как я его заметил. Он пытался вцепиться зубами мне в шею, промахнулся на несколько дюймов, так что его зубы проверили на прочность кевлар. Семьдесят фунтов угольно-черного добермана сшибли меня с ног и проскочили дальше, раздраженно рыча.

Понимая, что подняться мне не успеть, я перекатился со спины на бок и нажал на кнопку, когда упавший пес вскочил на все четыре лапы. Промахнулся, а доберман, прорычав что-то вроде: «Умри, повар, умри!» — бросился на меня и подобрался так близко, что я увидел, как струя успокоительного ударила ему в пасть, словно я хотел освежить ему дыхание. И хотя на ноздри вроде бы ничего не попало, одного вкуса хватило, чтобы тренированная бойцовая собака остановилась в непосредственной близости от своей добычи, то есть меня, так любящего собак. Пес захрипел, яростно замотал головой, вновь захрипел и рухнул мордой у самого моего лица, в считаных дюймах. Отсекая сверкающие глаза, веки упали, будто два сценических занавеса.