Тот, кто умрет последним - Джеймс Гриппандо Страница 5

Ее день наконец настал.

Сидя за своим кухонным столиком и попивая утренний кофе, Салли почувствовала выброс адреналина. Никаких сливок, два пакетика заменителя сахара. Поджаренная еврейская булочка без масла или творога, лишь немножко малинового варенья, к которому она так и не притронулась. Небольшой стаканчик свежего сока, выжатого из красного грейпфрута. Садовник только что нарвал их в ее саду за домом. Это был обычный завтрак Салли, и менять что-нибудь именно сегодня не было никаких причин.

Если не считать того – и она это знала, – что сегодня все изменится.

– Еще кофе, мадам? – спросила Дина, прислуга, жившая при доме.

– Не нужно. Спасибо.

Салли отложила газету и пошла наверх, в спальню. На втором этаже дома находились две большие комнаты. Ее комната располагалась на восточной стороне с видом на залив и была оформлена в изящном британском колониальном стиле, чем-то напоминающем острова Карибского моря. В комнате мужа – на западной, более темной, с деревянными балками на потолке, преобладали африканские мотивы. Салли не нравились все эти мертвые животные на стенах, так что супруги пользовались этой комнатой только тогда, когда муж не был за границей, а за границей он бывал почти каждый второй месяц в течение всей их семейной жизни. Семейная жизнь продолжалась восемнадцать месяцев, до тех пор, пока Салли не достигла первого финансового рубежа, обозначенного в тщательно проработанном брачном контракте. Восемнадцать месяцев означали восемнадцать миллионов долларов плюс дом. Для Салли это были большие деньги, а для Жан Люка Трюдо – так, мелочь на карманные расходы. Настоящей удачей для Салли было то, что она предусмотрительно получила восемнадцать миллионов не деньгами, а акциями компании мужа, которые тут же поступили в открытую продажу, и раз, два и готово! У нее вдруг оказалось сорок шесть миллионов долларов. Салли могла получать еще по четверти миллиона долларов каждый последующий месяц, а Жан Люк был не самым плохим из возможных мужей: богатый, преуспевающий, довольно красивый и очень щедрый по отношению к своей третьей, самой молодой, жене. Но Салли не была счастлива. О ней говорили, что она вообще никогда не бывает счастлива. Салли и не пыталась отрицать это. На то, чтобы не быть счастливой, она имела основания.

Салли вошла в свою гардеробную, повесила халат на спинку стула и надела тонкие колготки. Потом, нагая от талии, она молча разглядывала себя в трюмо, подняв руки. Тело повернувшейся двадцатидевятилетней женщины, казалось, бросало вызов самому земному притяжению. В створке, рассчитанной на полный рост, Салли увидела то, что все еще оставалось заметным после стольких лет: розоватый шрам длиной в два с половиной дюйма несколько ниже грудной клетки. Она пощупала шрам кончиками пальцев, сначала слегка, потом нажала сильнее и, наконец, так сильно, что это причинило ей боль. Салли вообразила, что снова пытается остановить кровь. Прошло много лет, но шрам все еще не исчез. Его можно было удалить с помощью косметической хирургии, но это уничтожило бы самое важное и постоянное напоминание о том, что она все-таки выжила после нападения. К сожалению, ее первый брак не сохранился.

К великому сожалению, не выжила и ее дочь.

– Сегодня нужно что-нибудь погладить, мисс Салли?

Услышав голос, Салли инстинктивно закрыла груди руками, но в гардеробной она была одна. Дина стояла за закрытой дверью.

– Пожалуй, нет, – ответила Салли, надевая халат.

Когда шаги уходившей Дины затихли, Салли открыла дверь и отправилась в ванную комнату, чтобы привести в порядок волосы и наложить косметику. Потом вернулась в гардеробную подобрать себе одежду, и это заняло больше времени, чем обычно, поскольку Салли хотелось, чтобы наряд оказался точно таким, какой был нужен. Она остановилась на костюме «Шанель» с блузкой персикового цвета и новых туфлях «Феррагамо». Весь этот ансамбль завершался ниткой жемчуга и серьгами с жемчужинами. Платиново-бриллиантовая свадебная диадема Салли (два ряда драгоценных камней общим весом в четыре карата) казалась, как всегда, излишней, но она надела и ее. Салли намеревалась запрятать ее куда-нибудь подальше после развода, но сегодня диадема понадобится для дела.

Салли отступила назад и в последний раз посмотрела на себя в зеркало – внимательно и долго. Впервые за многие годы она позволила себе по-настоящему, а не притворно слегка улыбнуться.

– Сегодня твой день, девочка.

Взяв кошелек, она направилась вниз и вышла через переднюю дверь в крытый гараж, где стоял ее «мерседес» с опущенным верхом. Волосы у нее были причесаны на французский манер, но Салли добавила к своему наряду еще белый шарф и темные очки, чтобы походить на принцессу Грейс. Она села за руль, включила двигатель и направилась по кирпичной дорожке к железным воротам. Ворота открылись автоматически, и Салли выехала на улицу.

В своем районе она ехала не так быстро, и в лицо ей светило теплое южное солнце Флориды. День был прекрасен, даже по стандартам Майами. Семьдесят градусов по Фаренгейту, небольшая влажность и голубое безоблачное небо. Еще в детстве, совсем маленькой девочкой, Салли постоянно мечтала жить на Венецианских островах. Они располагались в заливе, тесно прижатые друг к другу, наподобие огромных камней для перехода с континентальной части на более крупный из островов самого Майами-Бич. Дома на набережной были мечтой каждого лодочника. Многие из них с видом на круизные суда внизу и на разноцветную линию горизонта центральной части Майами, находящейся позади. В сущности, мечта Салли осуществилась, когда она стала хозяйкой дома площадью в девять тысяч квадратных футов посреди этого городского рая.