Код Вавилона - Уве Шомбург Страница 49

— Значит, вы считаете, история Форстера о том, как были похищены эти произведения искусства, правдива?

Пока Рамона Зельнер взвешивала свой ответ, Крис воспользовался паузой, чтобы снова пробежаться взглядом по посетителям, но никто из них интереса к ним не проявлял.

— Рассказывал ли он вам о том, что произошло в конце двадцатых годов? — спросила она.

Крис отрицательно покачал головой.

— Эти предметы были нам предложены уже тогда.

Криса это не удивило. Вор и убийца, естественно, хотел получить свои деньги.

— Вы знаете, что Общество востоковедов и весь Музей Передней Азии существуют благодаря одному-единственному человеку, которому берлинские музеи обязаны и многими другими своими экспонатами? Вы когда-нибудь слышали о Джеймсе Саймоне?

— Нет.

— Как, впрочем, и почти весь Берлин. Спросите сегодня, кто знает имя этого человека, — Зельнер негодующе тряхнула головой. — Даже улицу какую-нибудь не назвали его именем.

— И кто он был?

— Джеймс Саймон происходил из предпринимательской семьи с корнями в Мекленбурге. Эта семья сделала состояние на торговле сукном. Его тайной страстью было искусство, причем во многих направлениях. Он собирал коллекции и помогал вести археологические раскопки.

— Вы должны рассказать мне об этом больше. У меня нет ни малейшего представления, — смущенно пробормотал Крис.

— Англичане и французы десятилетиями рылись в песках пустыни — в Египте и Месопотамии. Германия тоже хотела участвовать в этом, но не находилось человека, который бы по-настоящему организовал это и к тому же собрал необходимые средства. Потом это взял в свои руки Саймон. Он основал Немецкое общество востоковедов и при помощи своих связей и своих денег позаботился о том, чтобы Германия тоже могла вести раскопки на Ближнем Востоке. Это он финансировал самые разные археологические экспедиции и добывал разрешение на ведение раскопок. Он же и завещал музеям находки, равно как и многие другие произведения искусства. Если бы этого человека не было, нынешние берлинские музеи были бы далеко не такими, какие они есть.

— That’s life, — пролепетал Крис. — И как в это дело вклинился Форстер?

— В конце двадцатых годов некий человек обратился к Саймону и предложил ему купить как раз те таблички, которыми теперь располагаете вы. За деньги. За большие деньги. Таким же способом — через подставных лиц, не объявляясь.

— И почему тогда это не состоялось?

— Мы не знаем точно. Во всяком случае, контакт был не с Саймоном, а с другим представителем Общества. Таким положение дел предстает из фрагментов сообщений, которые мы нашли. Может, Саймон не имел в наличии необходимую сумму и не смог ее достать. Первая мировая война и послевоенное время разорили его, как и многих других. Он уже не был богатым меценатом. Все кончилось. Кроме того, он был очень болен. Но для нашей сделки это и неважно. Главное то, что контакт был, и человек, который выходил на контакт, подключил затем церковь.

Крис порылся в своих воспоминаниях. Об этом Форстер не обмолвился ни словом. Ни в тот вечер в Тоскане, ни на пашне у дороги.

— Мы, конечно, хотели восстановить тот след. Нам было известно, что тогда все данные пошли в нунциатуру. Вскоре после этого тогдашний нунций отправился в Рим. Мы пытались узнать об этом больше — после того, как Форстер впервые вышел на нас. Это произошло добрых полгода назад. Теперь вы знаете задачу Брандау в этой сделке, как вы ее называете. Он активно сотрудничает с Обществом востоковедов, он сотрудник епископата и наводил справки в Риме после того, как была восстановлена цепочка тогдашних событий.

— И что? — спросил Крис с нескрываемым интересом.

— Церковь имеет двоякое отношение к раскопкам в Месопотамии, — спокойно объяснила Рамона Зельнер. — Со времен Французской революции власть церкви сильно поубавилась, ее имущество во многих странах было конфисковано. Монастыри закрывались, ордена запрещались. Церковь рассматривалась как оплот феодальной власти. А с раскопками ее настиг еще один удар. Удар, направленный против веры, против ее основ.

— Расскажите об этом подробнее, — попросил Крис. — Очень интересно.

Его познания в истории церкви были так же малы, как и в толковании ее основ. Его церковное воспитание было протестантским и закончилось с подготовкой к конфирмации. Он венчался в церкви, но помимо этого если и переступал ее порог, то лишь как турист.

— С раскопками в Персии и Месопотамии, которые по-настоящему начались только в первой четверти девятнадцатого века и велись в то время почти исключительно французами и англичанами, на свет божий явились тысячелетние сокровища и строения ранних высоких культур. И глиняные таблички, — профессорша кивнула в сторону маленькой таблички на столе. — Возникла новая наука: ассирология, названная так в честь ассирийцев, которые основали в этом регионе первое крупное государство. Наука, которой занимаюсь и я. Когда записи на табличках были расшифрованы, а тексты переведены, на столе лежала готовая сенсация. — Она сделала паузу и отхлебнула воды.

— И как выглядела эта сенсация? — спросил Крис.

Священник приступил было к ответу, злобно скривившись. Но профессорша осадила его коротким косым взглядом и начала первой:

— Ученые идентифицировали народы и местности, описанные в Ветхом Завете, и тем самым пришли к новому пониманию содержания Библии. Вскрылись и противоречия, порой весьма глубокие. Возникли сомнения в уникальности Библии. Значительным открытием стало то, что отдельные части Ветхого Завета, как оказалось, были закреплены в литературной форме гораздо раньше — как раз на таких табличках.

— То есть Библия списана с других источников? — Глаза Криса весело блеснули.

— Вот этого я и ожидал, — прервал Брандау свое молчание. — Библия не списана. Сам Бог является творцом Библии. Она учит истинам, необходимым для нашего душевного исцеления.

— Но если все-таки…

— Мы, христиане, чтим Ветхий Завет как истинное Слово Божье. Вы хотите усомниться в каноне Священного Писания?

— Что ж, — сказала Зельнер слегка наставительно, — по крайней мере, дело дошло до горячих дискуссий. Бюргерство заинтересовалось раскопками, поскольку вдруг возник вопрос об истинности содержания Библии. В Германии ученый Фридрих Делитцш, руководивший Переднеазиатским отделением Королевских музеев, вызвал настоящую бурю, взявшись утверждать, что Библия не только литературно, но и религиозно, и этически развилась из вавилонских предтеч. Он отказывал Ветхому Завету в Божьем Откровении.

— Заблуждение одиночки, — возмущенно прошипел Брандау. — Глупые нападки на святая святых нашей веры.

— Делитцш объездил со своим докладом всю Европу и Америку и раздул бурю.

— Но тут же со всех сторон на него обрушился град критики. И с полным основанием. Сам кайзер Вильгельм II поставил его на место. Делитцш! — Брандау пренебрежительно махнул рукой.