Лицо страха - Дин Кунц Страница 49

Но прежде чем отчаяние охватило ее, из тени выглянуло лицо Грэхема. Он был ошеломлен, увидев ее. Очевидно, он ожидал, что она лежит разбитой на занесенной снегом улице.

— Помоги мне, — произнесла она.

Улыбаясь, он начал втягивать ее наверх.

* * *

Фрэнк Боллинджер остановился в коридоре на двадцать третьем этаже, чтобы перезарядить свой пистолет. У него оставалось совсем мало патронов.

* * *

— Так ты читал Ницше прошлой ночью? И что ты думаешь?

— Я согласен с ним.

— В чем?

— Во всем.

— А как насчет сверхчеловека?

— Особенно в этом.

— Почему особенно?

— Он действительно прав. Человечество, каким мы его знаем, должно быть промежуточным видом в эволюции. Все указывает на это.

— А разве мы не принадлежим к тем людям, о которых он говорит?

— Совершенно ясно, что мы именно те люди. Но одна вещь беспокоит меня. Я всегда считал себя либералом, особенно в политике.

— Ну и что?

— Как я могу совместить либеральные, левоцентристские взгляды с верой в высшую расу?

— Нет проблем, Дуайт. Настоящие либералы, либералы до мозга костей, верят в высшую расу. Они относят себя к ней. Они считают себя более умными, чем основная масса человечества, более подготовленными, чем остальные мелкие людишки, к управлению их жизнями. Они думают, что только у них есть верное понимание, способность разрешить все моральные проблемы столетия. Они предпочитают сильное правительство, потому что это первый шаг к тоталитаризму, к беспрекословному господству элиты. И естественно, они причисляют себя к элите. Разве взгляды Ницше не совпадают с либеральной политикой? Не трудно примирить его и с крайне правым крылом в философии.

* * *

Боллинджер остановился перед дверью в офис «Онвей электроника», потому что его окна выходили на Лексингтон-авеню. Он выстрелил два раза из своего «вальтера»; замок сломался под ударами пуль.

* * *

Грэхем был поражен ее спасением. Оберегая свою раненую руку, он втащил Конни на выступ.

У него выступили слезы, он схватил ее обеими руками и сжал так крепко, что она могла задохнуться, не будь у них толстых курток. Они замерли на узком выступе и на какой-то момент забыли о глубокой пропасти за спиной, грозящей опасности. Он не хотел отпускать ее. Он чувствовал новый прилив сил, это подняло его дух. Его настроение никак не соответствовало тем обстоятельствам, в которых они оказались. Хотя им предстоял долгий небезопасный спуск, обоим одновременно и на расстоянии, они находились в приподнятом настроении: она была жива.

— Где Боллинджер? — спросила она.

Офис за спиной Грэхема был ярко освещен, окна открыты. Но убийцы не было видно.

— Он, наверное, пошел искать меня на стене, выходящей на Лексингтон-авеню, — ответил Грэхем.

— Тогда он думает, что я убита.

— Несомненно. Даже я подумал так.

— Что случилось с твоей рукой?

— Он попал в меня.

— О нет!

— Рука ранена, она кажется одеревенелой, но это все.

— Ты потерял много крови?

— Немного. Пуля, вероятно, обожгла руку, рана неглубокая. — Он поднял руку, открыл рану и показал ей, что ранен несерьезно.

— Я могу спускаться.

— Тебе не следует.

— Со мной все в порядке. Кроме того, у меня нет выбора.

— Мы можем забраться внутрь и снова воспользоваться лестницей.

— Как только Боллинджер проверит ту сторону и не обнаружит меня, он вернется назад. Если меня здесь не будет, он станет осматривать лестницы. Он найдет нас, если мы попытаемся там спуститься.

— Тогда что?

— То же, что и раньше. Мы пройдем по выступу до угла. К тому времени, когда мы доберемся до другой стены, он будет искать нас на этой стороне здания и, не найдя, уйдет. Тогда мы начнем спуск.

— С такой рукой, как у тебя?

— С такой рукой, как у меня.

— Видение, которое у тебя было: о выстреле в спину...

— Почему ты спрашиваешь о нем?

Она дотронулась до его левой руки:

— Это так было?

— Нет.

* * *

Боллинджер отошел от открытого окна, которое выходило на Лексингтон-авеню. Он поспешил из офиса «Онвей электроника» по коридору в ту комнату, откуда он стрелял в Харриса несколько минут назад.

* * *

— Хаос, Дуайт.

— Хаос?

— Слишком много этих недочеловеков приходится на каждого сверхчеловека, чтобы осуществить контроль над происходящим в обычные времена. Только в разгар великого побоища поднимутся такие люди, как мы.

— Ты имеешь в виду... после ядерной войны?

— Это один из возможных вариантов. Только такие люди, как мы, будут обладать мужеством и воображением, чтобы поднять цивилизацию из руин. Но не глупо ли ждать, пока они разрушат все, что мы должны унаследовать?

— Глупо.

— Поэтому мне пришло в голову, что мы сами можем создать хаос. Он нам нужен, чтобы спровоцировать великое побоище в менее разрушительной форме.

— Как?

— Ну... имя Альберт де Сальво что-нибудь говорит тебе?

— Нет.

— Он был бостонским душителем.

— А, да. Он умертвил много женщин.

— Нам следует изучить этот случай. Конечно, он не один из нас. Он — представитель низшей расы и в придачу еще шизофреник. Но я думаю использовать этот случай как образец. Один, без посторонней помощи, он нагнал столько страха, что поверг Бостон в паническое состояние. Страх будет нашим главным орудием. Страх, переходящий в панику. Горстка охваченных паникой людей может распространить свою истерию на все население города или страны.

— Но де Сальво и близко не подошел к созданию хаоса, который привел бы к гибели общества.

— Потому что это не являлось его целью.

— Даже если бы и было...

— Дуайт, представь, что Альберт де Сальво, нет, лучше Джек-Потрошитель появился в Манхэттене. Вообрази, что он убил не десять женщин и не двадцать, а сотню. Две сотни. В особо жестокой манере. С явными следами сексуальных наклонностей в каждом случае. Так, чтобы не оставалось сомнений: все они погибли от одной руки. И что, если он все это проделает за несколько месяцев?

— Вот это действительно будет страх. Но...

— Это будут самые важные новости в городе; после того как мы убьем первую сотню женщин, мы начнем тратить половину нашего времени на убийство мужчин. Каждый раз мы будем отрезать половые органы у мужчин и оставлять послание, приписывая убийство фиктивной военизированной группе феминисток.