Седьмое таинство - Дэвид Хьюсон Страница 48

— Я отнюдь не утверждаю, будто они не занимались там чем-то незаконным. Просто мне кажется, что от юношеского увлечения черной магией вместе с курением травки довольно далеко до похищения детей. Или чего похуже.

Мессина помахал пальцем перед носом подчиненного:

— Вот в этом — именно в этом! — вы и заблуждаетесь. Вспомните-ка, что я говорил по поводу того, когда вы станете инспектором.

— Комиссар, — резко возразил Фальконе, — дело совсем не во мне!

— Все начинается с маленького косячка, потом доходит до идеи разбить лагерь в центре Рима и заявить всему миру, чтобы он катился к чертовой матери. А кончается, — махнул ручищей в сторону толпы за желтой лентой Мессина, — вот этим. Собирается куча народу и любуется, как мы разгребаем дерьмо, появление которого вообще-то должны были предотвратить. Хороший полицейский знает, как задавить такое еще в зародыше. Чего бы это ни стоило. Не имеет смысла сидеть над учебниками, когда вокруг все летит к черту.

Подобная точка зрения находила определенный отклик в душе Фальконе, но именно сейчас у него не было никакого желания распространяться на эту тему.

— Я просто пытаюсь высказать мысль, что в деле имеются некоторые аспекты, которые мы совершенно упускаем из виду. Джорджио Браманте…

— Ох, кончайте вы ради Бога! Опять то же самое… Папочка решил отвести ребенка в школу и обнаружил, что учителя пребывают в эйфорическом экстазе, целиком и полностью погрузившись в изучение очередных инструкций, каковые занятия подобные вам почему-то считают трудовым процессом. И он взял сына с собой на работу. Родители, знаете ли, нередко так делают. И я так делал, и, прости меня Господи, мой парень теперь тоже служит в полиции.

— Да я понимаю…

— Нет, не понимаете. Не можете понять.

— Он не просто взял его с собой на работу. Профессор взял его в подземелье, на археологический раскоп, о котором мало кто знает, который считается вообще пустым.

— Моему парню такое тоже понравилось бы, когда ему было семь.

— Но почему он оставил его одного?

Мессина вздохнул.

— Если к вам в дом залез вор, вы берете с собой сына, чтобы он поглядел, как вы с ним расправляетесь?

— Нам нужно как следует допросить Джорджио Браманте. В квестуре. Нужно по минутам отследить все, что там происходило. Этот рубец на лбу… И еще…

Фальконе замолчал, поняв, что сейчас его ведет уже чистое воображение, а не здравый смысл. Тем не менее ему это казалось очень важным и он был уверен, что Артуро Мессина должен это знать. Наблюдая за Браманте, когда тот вел группу на поиски Алессио в недра Авентино, Лео временами начинал подозревать, что профессор, кажется, ищет кого-то совсем другого, а вовсе не отпрыска. Это бросалось в глаза, достаточно было проследить направление его взгляда. Учитывая небольшой рост ребенка, он должен был смотреть вниз, но взгляд Джорджио Браманте был устремлен куда-то вдаль, словно он высматривал взрослого человека.

Мессина удивленно смотрел на Фальконе, пока тот формулировал мысль. Затем поманил к себе, махнув рукой в сторону толпы:

— Вы хотите, чтобы я притащил его на допрос только потому, что вам не понравился его вид? Вы это серьезно? И как, по-вашему, на это отреагируют зеваки? И пресса?

— Это мне безразлично, — упрямо гнул свою линию Фальконе. — А вам разве нет? Надо выяснить все насчет его ссадины, насчет его поведения, дай в рассказанной им истории полно пробелов. Вот это, по-моему, и имеет значение.

— Странно. Вот что, Лео. Послушайте-ка меня. Я ведь тоже отец. То, как он себя ведет, полностью соответствует поведению любого из нас в подобной ситуации. Он же нам во всем помогает, черт побери, готов сотрудничать любым способом. Каким образом мы сумели бы прочесать эти катакомбы без его помощи? Когда прихватим студентов, когда выясним, что произошло с мальчишкой… тогда пожалуйста, садитесь, допрашивайте, проводите все идиотские процедуры. А сейчас самое главное — найти парнишку.

— Но ссадина…

— Вы не были в этих катакомбах! Это ж сущая западня! Что тут удивительного, что человек на что-то там напоролся? Вы полагаете, что мир столь же идеален, каким вы считаете себя?

У Фальконе не нашлось на это достойного ответа.

— Я готов согласиться, что там, внизу, очень опасно. И это затрудняет наши поиски мальчика. Там есть тоннели, в которые даже военные опасаются соваться. Мы привезли сюда кое-какое оборудование, которым пользуются для поисков людей, засыпанных при землетрясении. Никакого проку. Надо искать другие методы.

Мессина нахмурился.

— Ребенок может лежать без сознания. Это маловероятно, знаю, но вполне может быть.

— Специалисты говорят, что инфракрасные датчики все равно обнаружат мальчика, даже если он без сознания. А поскольку времени прошло мало, они его обнаружат, даже если он мертв. Конечно, при условии, что Алессио где-то неподалеку.

— Ну нет, — ответил Артуро с полной безнадежностью в голосе, словно возражая самому себе. Комиссар смотрел в землю и казался отрешенным от всего происходящего, даже отдела, которое предстояло расследовать.

Фальконе поразился этой перемене. В выражении лица Мессины было нечто, что ему крайне не понравилось. Человек, не имеющий родительского опыта, может представить себе, что такое потеря ребенка для отца, может посочувствовать бедняге, разозлиться и принять решительные меры к тому, чтобы исправить положение. Но выражение лица начальника было сейчас совершенно непонятным. Складывалось такое впечатление, что эта беда свалилась на него самого и нанесла ему очень чувствительный, даже невосполнимый ущерб.

— Нельзя допустить, чтобы он погиб, Лео, — почти простонал Мессина, и Фальконе впервые заметил, что комиссар сейчас выглядит на свой возраст.