Тайный мессия - Дж. Р. Лэнкфорд Страница 47

Я улыбнулась всем своим существом поющим женщинам и красивой ночи. Как ясно, сильно и громко звучали голоса тех, кто был самим собой на своей собственной земле.

Потом к поющим присоединились мужчины, и звуки их голосов как будто дотянулись до меня через землю. Что сказала Сума? Музыка – это лекарство? В это можно было поверить здесь, в ночном Удугу, потому что я больше не чувствовала привычной ноющей боли там, где болело всегда.

Бабу присоединился к нам и тоже запел, и вскоре музыка освободила мой разум от бед и страха. Может, это и был госпел, но то была чистая Африка во всем своем могуществе. Жители деревни как будто знали, как петь вместе, чтобы добиться изумительного звучания. У всех были прекрасные голоса, словно эти люди могли красиво петь без всякой тренировки. Все они умели петь и пели, не пропуская ни единой ноты. Не советуясь друг с другом, они изменяли мотив, и воздух вслед за музыкой заряжался энергией. Я почувствовала, как сквозь меня проходят щекочущие волны вибрации, и внезапно безо всякого сомнения поняла, что люди советуются со своими предками насчет Джесса и меня.

Я сдалась музыке и открыла ей свое сердце. Спустя несколько мгновений – или несколько часов – я почувствовала, как сгусток энергии движется из моего живота к горлу, а потом взрывается между глаз. Я увидела людей с темными лицами, которые улыбались мне так, словно это было совершенно естественным.

Остальные тоже видели их?

Я услышала хлопки и с любопытством открыла глаза. Женщины поднялись, окружив костер. Двое женщин помладше держали младенцев в слингах, одна – на бедре, другая – на спине. Некоторые танцевали, размахивая зелеными ветвями. Я увидела, как Ватенде кивнул Бабу, который встал и занял свое место под большой смоковницей рядом с огромным барабаном. Мужчины с барабанами поменьше поднялись, держа их между бедер. Они образовали второй, внешний круг, встав за спинами женщин. «Барабанный бой» – этих слов было недостаточно, чтобы описать звук, который я слышала.

Я почувствовала, что смогла бы летать по воздуху, если бы попыталась.

Теперь я верила, что африканцы это делали. Теперь я верила, что они могли вызывать дождь и осушать реки.

Барабан Бабу издавал самый глубокий звук, заражавший других; танец изменился. Некоторые построились в линию и ритмично прыгали из стороны в сторону, отводя назад согнутые в локтях руки, а потом выбрасывая их вперед и хлопая ладонями высоко над головой. Мне подумалось, что это легко могло бы породить следующее сумасшедшее танцевальное поветрие в Америке… да и в Европе. Этот танец могли бы назвать хоп-клапом  [93].

Потом я вспомнила, что слово «клап»  [94]имеет два значения. Может, этот танец назвали бы просто удугу-хоп.

Остальные покачивались, переминались с ноги на ногу, топтались на месте, взмахивая руками в сторону старика и его барабана.

Я поняла, почему землю побрызгали водой: чтобы не поднималась пыль от танцующих ног. Потом я поняла, где певица Бейонсе  [95]научилась вертеть задом. Она бывала в Африке и видела, как это делают молодые женщины, – как видела и я сейчас. Дома этот танец освистали бы. В этой деревне он был величественным и полным чувства собственного достоинства.

– В некоторых местах это называется мапоука, – сказала Сума, танцуя.

Судя по виду Джесса, его эти неописуемые события удивили не больше, чем магически доставленные в номер полотенца. Я надеялась, что нас привела сюда более веская причина, нежели мой каприз, потому что, когда я мечтала об Африке, я мечтала о ней из-за природы, песен, танцев, барабанов, общности людей, магии, сердец, вбивающихся в землю.

Сума подошла и взяла меня за руку:

– Нгома, Биби Мэгги. Мы рады приветствовать вас. Присоединяйтесь к нам.

Джесс встал и тут же начал подпрыгивать, как воин масаи. Женщины засмеялись, стыдливо прикрывая рты. Что касается меня, с координацией у меня было очень плохо, но я знала, что должна танцевать. Музыка барабанов подхватила мои ноги, и я перестала быть зрительницей.

Празднование под звездным небом продолжалось несколько часов. Я не скоро поняла, что это – не пирушка, а действо, имеющее глубокий ритуальный смысл: барабаны, танец и песня заставляли жителей деревни одного за другим впадать в транс. В трансе некоторые бегали, как одержимые, другие падали на землю и корчились или садились с закрытыми глазами, расплывшись в улыбках.

Еще медленнее до меня дошло, что они собираются продолжать всю ночь.

Однако я была измучена, и мне срочно требовалось найти туалет.

Я огляделась в поисках Сумы и прошептала ей на ухо о своей проблеме. Кивнув, она запалила факел, и я последовала за ней в темноту, к хижине поменьше на задах участка. У этой хижины была тростниковая крыша, как и у остальных. Внутри я нашла круглое возвышение размером примерно с туалетное сиденье, сделанное из того же материала, который шел на стены домов. Дыра в центре возвышения уходила в землю. В углу были сложены ветви с большими листьями – наверное, замена туалетной бумаге. Удачно, что в сумочке у меня имелись антисептические салфетки.

Сума гордо улыбнулась.

– Не уличный сортир, – сказала она.

Мне отчаянно захотелось зажать нос, но я удержалась из страха ее оскорбить.

– Уличный сортир?

– Обычно тут только дыра в земле. Бабу соорудил это, когда сказал, что вы прибудете.

Когда она ушла, я выложила листья ободком, прежде чем сесть. В общем, вряд ли я когда-нибудь пользовалась туалетом так быстро.

После я сказала Суме, что мне нужно отдохнуть, и она повела меня в нашу хижину. По пути мы прошли мимо двух мужчин в западной одежде, и я не смогла сдержать любопытства.

– Удугу, наверное, была процветающей деревней, пока не началась засуха, – сказала я. – Раз тут… так хорошо одеваются.

Сума бросила на меня странный взгляд. В нашей хижине она воткнула факел в щель в земляной стене, показала мне на пальмовую циновку и, когда я опустилась на нее, загасила факел и опустилась на лежанку рядом со мной.

Может, я не должна была спрашивать о мужской одежде.

– Надеюсь, я не оскорбила тебя, Сума.

После паузы она сказала:

– Это одежда из секонд-хенда, Биби.

Я испуганно спросила:

– Вся?

– Вся.

– Но как она попала в Удугу?