Прах к праху - Тэми Хоуг Страница 47

Но главным источником досады был Джон Куинн. Спецагент не появился на пресс-конференции и не сделал никакого официального заявления — по всей видимости, нарочно, чтобы его унизить. Мол, великому агенту не до него, он погружен в анализ. Куинн наверняка сосредоточил все внимание на жертвах. Пытается понять, кто они были такие и почему их убили.

В известном смысле жертва сама формирует убийцу… Для того чтобы узнать, кто убийца, следует как можно лучше познакомиться со вторым участником драмы. Ганс фон Хентиг.

Джон также разделяет эту точку зрения. Учебник Хентинга по сексуальным убийцам — одна из настольных книг. Он прочел немало книг по теме. И «Соблазн преступления» Каца, и «Внутренний мир преступника» Сеймноу, и «Без совести» Хейра, и «Сексуальное убийство: модели и мотивы» Ресслера, Берджиса и Дугласа. Он изучил все эти книги, да и многие другие. Изучил в порядке самопознания.

Он сворачивает в свой квартал. Здесь, в этой части города, расположены озера, отчего окружающие их улицы зачастую бывают извилистыми. Например, эта изгибается, участки вокруг домов на ней больше обычного. А значит, никто не заглядывает друг другу в окна. Он паркует машину на бетонном покрытии возле гаража и вылезает наружу.

Ночь словно чернилами заливает остатки скудного сумеречного света. С запада дует ветер, донося запах свежих собачьих фекалий. Запах достигает его обоняния раньше, чем он слышит отвратительный собачий лай.

Из темноты соседнего двора выскакивает мерзкая тварь, кудрявая болонка, принадлежащая миссис Веттер. Создание, как будто сшитое из белых взлохмаченных помпонов. Собачонка останавливается примерно в трех шагах от него и начинает злобно тявкать, скалясь, словно страдающая бешенством белка.

От этого мерзкого лая в нем тотчас же просыпается злоба. Он ненавидит эту собачонку, ведь она вновь пробудила в нем дурное настроение, которое владело им в дорожной пробке. С каким удовольствием он пнул бы эту отвратительную псину… А как бы она взвыла, если бы он схватил ее за глотку и раздавил ей трахею! А потом бы отшвырнул, как тряпку…

— Битси! — доносится голос миссис Веттер. — Битси, иди сюда!

Ивонне Веттер около шестидесяти. Это малоприятная особа с круглым лицом, на котором застыло вечно чем-то недовольное, кислое выражение, и с противным пронзительным голосом. Он ненавидит ее всеми фибрами души и всякий раз при встрече испытывает желание убить, но какое-то в равной степени мощное чувство сдерживает его. Он отказывается его анализировать и злится, представляя себе, как бы истолковал это Джон Куинн.

— Битси, иди сюда! — снова слышит он.

Собачонка рычит на него, затем разворачивается, бежит мимо гаража, задерживается на углу и задирает лапку.

— Би-и-и-тси!

В его голове начинается пульсация, тепло разливается по всему мозгу и волной омывает тело. Если в следующую секунду Ивонна Веттер пройдет по лужайке, он точно убьет ее. Схватит эту бабенку и набьет ей глотку газетами, которые держит в руке. Затем затащит ее в гараж, стукнет головой об стену, чтобы она потеряла сознание, а затем придушит гнусную собачонку, чтобы та перестала лаять. После чего даст волю гневу и прикончит Ивонну Веттер. Причем сделает это так, чтобы насытить злобный голод, таящийся в глубинах его естества.

Она начинает спускаться с крыльца.

Мышцы спины и плеч напрягаются. Пульс становится чаще.

— Битси! Битси, иди сюда!

Он делает глубокий вдох. Пальцы крепко сжимают пачку газет.

Собачонка тявкает на него в последний раз, после чего бросается к хозяйке. Стоящая примерно в пяти метрах от него миссис Веттер наклоняется и берет болонку на руки, как ребенка.

Шанс улетучивается, как неспетая песня.

— Ваш песик сегодня возбужден, — с улыбкой произносит он.

— Он всегда такой, когда слишком долго сидит взаперти. Да и вас он не слишком жалует, — отвечает миссис Веттер и относит болонку в дом.

— Паршивая сука! — еле слышно шепчет он ей в спину. Злоба еще долго будет вибрировать в нем, словно камертон, который издает звук после того, как по нему ударили. Он будет снова и снова проигрывать в голове убийство миссис Веттер.

Он заходит в гараж, где стоит его пикап и красный «Сааб», и через боковую дверь входит в дом. Ему не терпится поскорее прочитать в газетах сообщения о Крематоре. Он сделает вырезки статей, в которых рассказывается о расследовании, а потом снимет с них ксерокопии, потому что газетная бумага не выдерживает испытания временем. Он также записал на видеомагнитофон выпуски вечерних новостей федеральных и местных телеканалов и сейчас просмотрит их — вдруг сообщили что-нибудь новое о Крематоре.

Крематор. Это имя забавляет его. Оно как будто взято из дешевой книжки комиксов. Оно вызывает ассоциации с нацистскими злодеями или монстрами из дешевых фильмов категории «Б». С героями ночных кошмаров.

И, подобно созданиям из ночных кошмаров детства, он отправляется в подвал. Это его личное пространство, его святилище. Главная комната превращена в любительскую студию звукозаписи. Стены и потолок покрыты шумопоглощающей плиткой, на полу палас аспидно-черного цвета. Ему нравится низкий потолок, минимум естественного освещения, ощущение пребывания под землей в окружении толстых бетонных стен. Его личный безопасный мир.

Как когда-то в детстве.

Держа перед собой газеты и любуясь заголовками, он проходит через коридор в игровую комнату.

— Да, я знаменит! — улыбается он. — И мне не стыдно. Ты тоже скоро станешь знаменитостью. Это ни с чем не сравнимо.

Он направляется к бильярдному столу, к которому за руки и за ноги привязана обнаженная женщина. Он держит газеты так, чтобы она могла при желании увидеть заголовки. Вместо этого она смотрит на него. Ее глаза влажны от слез и полны страха. Звуки, которые она издает, — это не слова, а мычание, выражающее главную из человеческих эмоций — страх.

Звуки действуют, как разряды электрического тока. Ее страх дает ему контроль над ней. Контроль — это власть. Власть — самый мощный афродизиак.

— Скоро и ты попадешь в заголовки! — говорит он, проводя пальцем под фразой, напечатанной на странице «Стар-Трибьюн» жирным черным шрифтом. — «Прах к праху».

День сменился вечером, который затем перешел в ночь. Единственным ориентиром во времени для Куинна были наручные часы. Но на них он смотрел редко. В кабинете, который ему предоставили, окон не было. Одни голые стены. Джон целый день провел здесь, разбирая бумаги, делая звонки, консультируясь с теми, кто занимался делом в Блэкбурге, где подозреваемый уже был на грани признания. Ему полагается быть там. Его потребность контролировать все и вся породила самоуверенность, убеждение, что он способен предотвратить ошибки, что, разумеется, было не так, и он сам это знал.

Ковач предложил ему кабинет в бывшем массажном салоне, который члены оперативной группы называли Любовным Прикосновением Смерти. Джон отказался. Ему нужно уединенное место. Он не мог находиться там, где четыре десятка копов постоянно обсуждают версии и мусолят имена подозреваемых. Он уже и без того ощущал на себе эту заразу.