Дом на краю темноты - Райли Сейгер Страница 47

— Ты правда думаешь, что он убил Петру?

— Нет, — отвечаю я.

— Тогда ты считаешь его невиновным.

— Этого я не говорила.

Правда в том, что я не знаю, что думаю. Несмотря на то, что все признаки указывают на его причастность к смерти Петры, мне трудно представить своего отца убийцей. Но и не менее трудно считать его совершенно невиновным. Он лгал мне буквально до конца своей жизни. А люди не лгут, если только они что-то не скрывают.

Или хотят избавить кого-то от правды.

Но какой бы ни была эта правда, я знаю, что Петра — ее часть.

— Одно точно ясно, — говорит Дэйн, прерывая мои мысли. — Причина, по которой ты сюда приехала, изменилась. Успех.

Мои планы на дом изменились уж точно. Даже если полиция пустит меня снова делать ремонт в Бейнберри Холл, я не уверена, что все еще этого хочу. С чисто практической точки зрения это глупо. Этот дом будет продан за ничтожную часть того, сколько он на самом деле стоит, если его вообще можно будет продать после этого нового трагического развития событий.

Но я смотрю на проект сквозь призму человека. Петра Дитмер провела более двух десятилетий, гния в Бейнберри Холл. Ужасная судьба. Когда я думаю об этом таким образом, легко согласиться с шефом Олкотт. Бейнберри Холл должен стать развалиной.

— Я приехала сюда за правдой, — говорю я Дэйну. — И это все еще моя цель. Даже если мне не понравится эта правда.

— А дом?

— Я вернусь туда завтра, — я развожу руки, показывая на выцветшую стену, грязный потолок и мшистый ковер, который воняет плесенью. — Но сегодня я буду купаться в роскоши.

Дэйн двигается по краю его кровати, пока мы не оказываемся лицом к лицу, наши колени почти соприкасаются. Атмосфера в комнате меняется. Между нами проносится электрический разряд, от которого бросает в жар. Только тогда я осознаю, что из-за моего жеста руками одеяло слетело с плеч и теперь я сижу только в полотенце.

— Я могу остаться тут с тобой, — говорит Дэйн хриплым голосом. — Если ты захочешь.

Боже, это заманчиво. Особенно учитывая, что я выпила четверть бутылки бурбона, а Дэйн смотрит на меня вот так. Мой взгляд все продолжает возвращаться к дырке в его футболке и дразнящему кусочку голой кожи. От этого я хочу увидеть, как он выглядит без футболки. Будет так просто этого добиться. Достаточно всего лишь потянуть за полотенце.

А потом что? Все мои противоречивые эмоции и смятение все еще будут со мной утром, на этот раз еще больше усложненные тем, что я смешала работу и удовольствие. Когда ты их смешиваешь, потом распутать уже практически невозможно.

— Тебе надо идти, — говорю я и снова натягиваю одеяло на плечи.

Дэйн отрывисто кивает. Не спрашивает, уверена ли я в этом решении. Не обольщает, надеясь, что я передумаю.

— Тогда увидимся завтра, — говорит он.

Он забирает пиво, но оставляет бурбон. Это еще один неразумный компаньон, с которым можно провести ночь. Я хочу прикончить бутылку и провалиться в сладкое, пьяное забытье. Как и секс с Дэйном, это скорее навредит, чем поможет. Поэтому я с большой неохотой натягиваю на себя одеяло и несу бутылку в ванную, чтобы вылить остатки в раковину.

5 июля

День 10

— Ты надо мной издеваешься?

Хоть я и понимал, что это самое ужасное приветствие с утра, я не мог иначе. Обнаружив на столе проигрыватель с этой адской песней, я впал в такое мрачное состояние, что всю ночь ворочался с боку на бок, боясь, что музыка вернется, как только я засну.

Когда сверху раздался грохот ровно в 04:54, я понял, что сон так и не придет.

Мое волнение только усилилось, когда я спустился на первый этаж и увидел, что люстра горит так ярко, как солнце.

К тому времени как Джесс вошла в кухню, я уже не мог удержаться, чтобы не поссориться с ней.

— О чем ты говоришь? — спросила она, ее лицо выражало смесь обиды и недоумения.

— Ты и сама, черт возьми, знаешь, о чем я говорю. Прошлой ночью снова играл проигрыватель.

— В твоем кабинете?

Я раздраженно выдохнул.

— Да, в моем кабинете. Я убрал его в шкаф, но прошлой ночью он снова стоял на моем столе и играл эту дебильную песню. Так что, если это какой-то розыгрыш, должен тебе сообщить, это не смешно. Уже нет.

Джесс попятилась к стойке, сжавшись в комок.

— Я не знаю, почему ты считаешь, что я как-то к этому причастна.

— Потому что только ты могла это сделать.

— Ты забываешь про нашу дочь.

Сверху прозвенел звонок в дверь. Я его проигнорировал. Кто бы это ни был, он может подождать.

— Мэгги не такая хитрая.

— Серьезно? — хмыкнула Джесс. — Я знаю, ты считаешь ее папиной малышкой, которая слова поперек не скажет, но она не такая невинная, какой кажется. Я уверена, что в основном она придумала всех этих воображаемых друзей, чтобы привлечь твое внимание.

Я засмеялся с такой злостью, что сам удивился.

— И это твое оправдание ко всей этой хрени с проигрывателем?

К тому моменту я уже понял, что ссора была далеко не из-за проигрывателя. Она была из-за всего того, что произошло с тех пор, как мы переехали в Бейнберри Холл. Из-за десяти дней головной боли и невысказанного до этого момента напряжения. Но теперь все вышло наружу и расползалось, как лесной пожар.

— Не трогала я твой проигрыватель! — закричала Джесс. — И даже если так, это было бы оправданно, если учитывать, что это ты заставил нас переехать в этот богом забытый домишко.

— Я никого не заставлял! — заорал я в ответ. — Тебе тоже понравился этот дом.

— Не так, как тебе. Я поняла это по твоему лицу с того момента, как мы шагнули через порог. Что ты хочешь этот дом.

— Ты могла бы сказать…

— Нет? — подхватила Джесс, перебивая меня. — Я пыталась, Юэн. Это не сработало. Это никогда не работает. Ты споришь и уговариваешь, пока не добьешься своего. Всегда. И нам с Мэгги ничего не остается, кроме как просто мириться с этим. А теперь мы живем в доме с кладбищем на заднем дворе, и наша дочь ведет себя так странно, как никогда себя не вела, а еще этот чертов потолок…

Она осеклась из-за рыданий, все ее лицо покраснело. Слезы текли по ее щекам — такое зрелище я не мог выносить ни при каких обстоятельствах. Я уже собирался притянуть ее к себе и обнять ее так крепко, как только мог, сказать, что все будет хорошо. Но потом она снова заговорила, и я резко остановился.

— И я даже не говорю о Петре.

Все мое тело застыло.

— А при чем тут она?

— Я видела, как ты на нее смотришь, Юэн. Я видела, как ты вчера ее фотографировал.