Вдова - Фиона Бартон Страница 46

В итоге я ему это рассказала – просто чтобы он перестал допытываться. Сказала, что это, наверное, кусок бумажки, что я нашла в фургоне. Просто мелкий мусор, грязная и задрипанная бумажка. Сунула в карман, чтобы потом выбросить, и забыла это сделать.

Я сказала, что это всего лишь пакетик от конфет, но мистер Спаркс сообщил, что в лаборатории у них обнаружили приставшую к бумажке кошачью шерстинку. Точнее, шерстинку серого кота. Я ответила, что это все равно ничего не доказывает. Что шерсть могла взяться там откуда угодно. Но тем не менее мне пришлось дать официальные показания.

Я надеялась, они ничего не скажут Глену до того, как у меня появится возможность ему все объяснить. Когда мы с мужем оба вернемся домой, я скажу, что меня просто заставили им это рассказать. И что это все равно ничего не значит.

Однако возможность такая мне не представилась. Домой Глен не вернулся.

Похоже, он так и продолжал искать себе порно в Интернете. Я и поверить не могла, что он настолько глуп, пока мне не рассказал об этом адвокат Глена, Том Пэйн. Глен вроде бы всегда был самым смышленым в семье.

Полиция, естественно, изъяла его компьютер, но Глен купил себе дешевый маленький нетбук и Wi-Fi-роутер («Для работы надо, Джинни».) и, усевшись в свободной гостевой комнате, бродил по секс-чатам, или как там это у них называется.

Сработано все было очень хитро: взяли офицера полиции, которая, прикинувшись в Интернете молодой женщиной, разговорила Глена в чате. Назвалась она Златовлаской. Кто бы на такое повелся? Ну, по всей видимости, Глен.

Но это тоже была все ж таки не просто болтовня. Том хотел подготовить меня к тому, что наверняка напечатают в газетах, и рассказал, что в конечном итоге у этой Златовласки был с Гленом так называемый киберсекс. Это, дескать, секс без каких-либо прикосновений, сказал Глен, пытаясь мне это объяснить, когда я в первый раз навестила его в тюрьме.

– Это одни лишь слова, Джинни. Причем слова написанные. Мы друг с другом ни разу не разговаривали и вообще даже не виделись. Это как будто происходило у меня в голове. Всего лишь фантазии. Разве ты этого не понимаешь? Я постоянно в таком стрессе из-за всех этих обвинений! Ничего не могу с собой поделать.

Я пытаюсь понять. И мне это, на самом деле, удается. У Глена нездоровая зависимость, все время говорю я себе. И он в этом не виноват.

Теперь велю себе сосредоточиться на настоящих негодяях. Мы с Гленом ужасно злы на то, что сделала нам полиция.

Мне все никак не верилось, что кто-то может этим заниматься по работе. Прям как проститутка! Глен, кстати, тоже так говорил. Пока не обнаружил, что Златовласка – мужчина. Ему это очень трудно было принять – он даже считал, что полицейские нарочно так говорят, чтобы выставить его педиком или чем-то вроде того. Я ему ничего не ответила. Мне вообще было не постичь этот его интернетный секс, не говоря уже о том, чтобы волноваться из-за того, с кем Глен этим занимался. Да и по-любому навряд ли это была самая большая его проблема.

Глен якобы слишком много наговорил этой Златовласке. Мне он признался, что рассказал «ей», будто кое-что знает об одном нашумевшем полицейском деле, только чтобы произвести на «нее» впечатление. Что «она» чуть ли не сама велела ей об этом рассказать.

На сей раз Боб Спаркс предъявил Глену обвинение в похищении Беллы. Говорили, будто бы мой муж увез ее куда-то и убил. Однако обвинения в убийстве ему не предъявляли. Том Пэйн объяснил, что они дожидаются, когда найдется тело. Мне страшно не понравилось, что он подобным образом высказывается о Белле, но я промолчала.

Домой я вернулась одна. И вот тут ко мне вновь нагрянула пресса.

Я на самом деле не большой любитель газет. Предпочитаю журналы. Мне нравится читать в них так называемые истории из реальной жизни. Ну, сами знаете: о женщине, воспитавшей сотню детей, или о женщине, что отказалась лечиться от рака, чтобы спасти свое дитя, или о женщине, которая выносила ребенка для своей сестры. Газеты у нас всегда были «по ведомству» Глена. Ему, к примеру, нравится The Daily Mail – там есть кроссворд на последней странице, а еще ее любил читать его бывший банковский начальник.

– Хоть что-то, Джинни, есть у нас с ним общее, – обмолвился как-то муж.

Однако теперь и в газетах, и по телевизору – и даже на радио – только и говорят что о нас. Глен теперь сенсация, и журналисты всех мастей опять ломятся в наши двери. Я случайно узнала, что на их языке это называется «дежурить у дверей» – и некоторые из репортеров действительно ночами даже спят у себя в машинах перед нашим домом, надеясь улучить возможность перекинуться со мной хоть словом.

Я же сижу у окна нашей спальни, выходящей как раз с фасада, и сквозь занавеску потихоньку наблюдаю за журналистами. Все они ведут себя примерно одинаково. На самом деле это очень даже смешно! Сперва они проезжают мимо, проверяя, тот ли это дом, и выясняя, кто перед ним уже толчется. Потом они где-нибудь паркуются и пешком, с блокнотом в руке, возвращаются обратно к калитке. Остальные при этом тут же выскакивают из своих машин, спеша перерезать новичку путь, пока он или она не добрались до дверей. Точно звериная стая, все кружат, принюхиваясь, вокруг новоприбывшего.

Спустя пару дней они уже все друзья не разлей вода – то и дело посылают кого-нибудь за кофе и сэндвичами с беконом в кафешку, что стоит неподалеку. «Сахар надо? – слышится порой. – Кому на бутер соуса?» Кафе, поди, уже изрядно на этом приподнялось!

Еще я замечаю, что журналисты сбиваются в одну кучку, а фотографы – в другую. Странно, что они не толкутся вместе. Причем различить их довольно легко. Фотографы совсем иначе одеваются, более по-современному. Любят ходить в обтрепанных курточках и бейсбольных кепках. Многие из них выглядят так, будто уже несколько дней не знали бритвы – мужчины, я имею в виду. Впрочем, женщины-фотографы одеваются почти что как мужчины – в свободные брюки и мешковатые блузы. А еще эти фотографы ужасно шумные. Поначалу мне было неловко перед соседями, что тем приходится днем и ночью слушать их хохот и все прочее. Но потом эти соседи стали выносить подносы с напитками, стоять болтать с говорливыми фотографами, пускать их к себе в туалет. Устроили перед моим домом чуть ли не уличную вечеринку!

Журналисты – те куда спокойнее. Большую часть времени они или говорят по сотовому, или сидят по машинам, слушая радионовости. Многие из них – совсем молоденькие парнишки в своих первых деловых костюмах.

Однако спустя несколько дней, поскольку я так ни с кем и не соглашаюсь говорить, пресса пускает в ход тяжелую артиллерию. Ко мне выдвигаются грузные «пивные» дядьки и женщины с энергичным лицом и в шикарных одеждах. Они подкатывают к моей калитке на дорогих сияющих авто и с королевским видом ступают на тротуар. При некоторых из них даже фотографы прекращают свой шум и гам.

Вот один мужчина, словно сошедший с витрины бутика, важно шествует сквозь расступившуюся толпу и подходит по дорожке к дому. Громко барабанит в дверь и кричит:

– Миссис Тейлор, а каково, скажите, быть женой детоубийцы?!