Аномалия души - Алексей Хапров Страница 45

Церковь никогда не входила в число заведений, порог которых переступала моя нога. Я не то, чтобы её игнорировал или намеренно обходил стороной. Нет. Я просто был к ней равнодушен. Так же, как всякий рационально мыслящий человек бывает равнодушен к тому, что лежит вне пределов его осязания. Но рациональность мышления зачастую пасует перед необъяснимостью обстоятельств. И когда необычное словно ходит за тобой по пятам, и ужас от него достигает своего апогея, ноги сами ведут туда, что издревле считается оплотом борьбы со всякого рода нечистью.

События минувшей ночи существенно поколебали мои мировоззренческие устои. Обозначившаяся необъяснимым образом на потолке надпись стала той самой гранью, за которой потустороннее перестало казаться мне таковым. Оно словно сплелось с реальностью. Кровавые буквы повергли в смятение не только меня. Они шокировала и Наталью. Увидев их, она едва не лишилась чувств.

Мы не сомкнули глаз до самого рассвета. Мы сидели, крепко прижавшись друг к другу, и напряжённо вслушивались в ночную тишину. Любой маломальский шум, любой едва уловимый шорох, будь то хоть свист пробивавшегося сквозь щели ветра, или шевеление пробиравшегося внутри стен древесного жука, заставляли нас вздрагивать и испуганно озираться по сторонам. Наши мысли блуждали в лабиринтах суеверий. Нам казалось, что рядом с нами таится всё самое злое, чудовищное и ужасное, что только существует на свете.

Наталья заснула под утро. Бережно уложив её на кровать и заботливо накрыв вытащенным из шкафа одеялом, я подошёл к окну, сквозь которое пробивались первые утренние лучи, и задумчиво уставился в даль. Моё внимание привлёк выпукло освещённый восходящим розовым солнцем церковный купол. Он словно звал меня к себе…

Массивная дубовая дверь была открыта. Покрестившись, как полагается, на строго взиравший сверху образ, я шагнул внутрь. Храм был пуст. Каждый мой шаг отдавался гулким переливчатым эхом. Я прошёлся по кругу. Но ко мне никто не выходил.

— Кхе, кхе! — громко покашлял я, стараясь привлечь к себе внимание. — Есть тут кто живой?

Располагавшаяся за алтарём дверца приоткрылась. Из неё выглянуло знакомое лицо.

— Здравствуйте, батюшка, — приветственно произнёс я.

— Здравствуй, сын мой, — ответствовал отец Агафоний.

— Вы меня не помните?

Взгляд священника заострился.

— Лицо, вроде, знакомое.

— Меня вам представляла Наталья.

И я вкратце поведал ему о нашей августовской встрече в «бистро».

— А-а-а, — протянул святой отец. — Теперь вспомнил. Как же, как же. Да, да, да. Что же привело тебя в мою обитель? Просто зашёл, али решил исповедоваться?

— Мне очень требуется ваша помощь, — доверительно проговорил я.

Священник испытующе посмотрел на меня и подошёл ближе.

— Я никогда не отказываю в помощи, если она нацелена на добро и мне посильна. У тебя очень усталый вид. Тебя съедают переживания. Поведай мне о них. А опосля решим, как поступить дальше.

Он указал рукой на скамью. Мы сели, и я подробно изложил отцу Агафонию всё то, что произошло с момента моего повторного приезда в Навалинск. Картину за картиной, видение за видением. В определённые моменты повествования меня тянуло оглянуться на дверь, — не зашёл ли сюда кто ещё? — ибо я ловил себя на мысли, что со стороны кажусь душевнобольным. Ведь в сознании большинства людей укоренено, что со всей серьёзностью рассуждать о призраках могут только ненормальные. Но в храм, к счастью, никто не входил, а священника я не стеснялся. Я питал к нему доверие, ибо уже имел возможность убедиться, что его восприятие мира отлично от заурядного. Я не сомневался, что он меня поймёт, и поэтому излагал ему всё открыто.

Батюшка выслушал меня, не перебивая. По его задумчивому лицу было понятно, что мой рассказ его взволновал.

— Недоброе у вас творится. Недоброе, — озабоченно резюмировал он, когда я закончил.

Отец Агафоний откинулся назад, сложил руки на груди и погрузился в раздумья. На его лбу прорезалось несколько глубоких складок, а в карих, глубоко посаженых глазах промелькнула грусть. Так продолжалось несколько минут. Всё это время я сидел и терпеливо ждал, не осмеливаясь отвлечь священника от его размышлений. Наконец он очнулся, воздел взор к куполу, и с подобающей его сану меланхолией изрёк: