Законы отцов наших - Скотт Туроу Страница 45

Гвен закатывает глаза:

— Ты единственная известная мне женщина, которая развелась и не испортила отношений со свекровью.

Я смеюсь от всей души. Это уж точно. Мать Чарли очень покладистая и добродушная женщина. Общаться с ней одно удовольствие.

— Идиотизм, — говорю я. — Все достаточно запутано. Сидя на этом деле, я чувствую себя как Шалтай-Болтай, который вот-вот свалится со стены.

Красноватое лицо Гвендолин удивленно вытягивается над чашечкой, из которой она маленькими глоточками пьет кофе.

— Прежде всего как ты оказалась в таком положении? Все равно потом кто-нибудь может заявить, что на твое решение повлияли чувства, которые ты испытывала к этому мальчику или его семье, не так ли?

Я объясняю обстоятельства. Да, я могла отдать дело. За неделю до начала процесса я даже решила обезопасить себя в этом отношении и объяснить ситуацию Брендону Туи, председателю окружного суда. При моих словах о том, что я могу попасть в щекотливое положение, на его узком розовощеком лице на мгновение появилась довольная ухмылка. Во всяком случае, мне так показалось. Однако он принялся успокаивать и подбадривать меня.

— Ты настоящий судья, Сонни, — сказал он мне. — Вспомни поговорку: «Если ты не знаешь разницы между своей работой и друзьями, значит, ты не стоишь ни того ни другого». Кроме того, если ты не возьмешь дело, мне некому будет его передать. Каждый судья постарается найти благовидный предлог для отказа. Тогда Верховный суд вынудит меня пригласить кого-то со стороны. И как всегда, приглашенный будет ужасный растяпа. Да еще нам придется платить за него из своего бюджета. Вот так.

Последовало долгое и нудное повествование о наших бешеных расходах, когда Верховный суд назначил судью из какого-то сельского округа, Фаррела Смедли, председательствовать на процессе Марчелино Болькарро, брата бывшего мэра. Его обвиняли в мошенничестве.

— Сонни, ты не поверишь, этот парень не знавал ничего вкуснее омара. В конце концов я не выдержал и спросил его: «А почему бы вам хотя бы раз не отведать рубленого бифштекса?» И когда этот бедняга из медвежьей глуши посмотрел на меня, я подумал, что он вот-вот заплачет. «Малютка Эбнер» — так звали его за глаза. — Туи презрительно мотнул головой.

— Но почему? — спрашивает Гвен.

— Что почему?

— Почему ты все же взяла это дело?

Ее темные глаза, размалеванные карандашом красноватого оттенка — Гвен, как всегда, постаралась, — смотрят на меня неотрывно. Она подпирает подбородок рукой, на запястье которой красуется желтый бакелитовый браслет, реликвия пятидесятых, найденная в антикварном магазине.

— Может, тоска по прошлому?

— Сонни, ты не похожа на сентиментальную дуру. Я не знаю другого человека, который был бы так счастлив, став взрослым. Стоит мне вспомнить школу, как у тебя начинается нервный тик. Ты и меня-то узнала с трудом.

Это, конечно, преувеличение, но я действительно потеряла тогда связь с Гвен. Затем в 1983 году я проходила очередное медицинское обследование, и мне сделали маммограмму. По странному стечению обстоятельств рентгенологом в Бетезде, прочитавшим мой снимок, оказалась Гвендолин. Она лично явилась ко мне домой, взяла меня за руку и плакала вместе со мной после биопсии, пообещав, что мы вместе переживем это время. Так оно и случилось. Еще одна часть прошлого, о которой меня не тянет вспоминать.

— А ты знаешь кого-нибудь нашего возраста, кто не оглядывался бы назад и не испытывал при этом чувства, что он совершает нечто изумительное, наподобие участия в крестовом походе? — спрашиваю я.

Я часто слышала воспоминания Гвендолин о ее похождениях в Мэдисоне. Она голой выходила на сцену в рок-постановках и до сих пор вспоминает об этом с оргиастическим удовольствием.

— Знаешь, что это? — Гвен тычет в меня пальцем с длинным ногтем, покрытым лаком перламутрового цвета. — Это в тебе говорит Зора. Ты идешь ей на уступки.

— Я всегда иду на уступки Зоре. И прежде всего тогда, когда утром отправляю Никки в школу.

Она пожимает плечами. Внешне я остаюсь спокойной, однако Гвендолин со своей обычной бесцеремонностью уже разбередила рану. Упав духом, я запихиваю подругу вместе со всеми ее покупками в такси. Опять возникает впечатление, что я попала в водоворот таинственных сил, и теперь меня крутит и швыряет как щепку, и я начинаю жалеть, что взяла это дело. Все кругом что-то знают — обо мне, о деле или о том, чем должен закончиться процесс.

Дубински со свойственным ему сарказмом выдал предсказание. Это было последнее, что мне удалось услышать с соседнего столика. Он говорил о роли Эдгара в проталкивании пенитенциарной реформы.

— Эдгар посещает тюрьмы два раза в месяц, везде сует там нос, наводя ужас на начальство, — сказал Стью, после чего раздался смех, невероятно гнусавый, с ироническим оттенком. Он смеялся так громко, что слышно было даже по нашу сторону перегородки. Очевидно, ему в голову пришла очень забавная мысль. — А теперь он может ездить туда и по воскресеньям, — добавил, продолжая смеяться, Дубински.