Дочерь Божья - Льюис Пэрдью Страница 43

Аббат думал примерно то же самое, когда проверял, работает ли миниатюрный диктофон в потайном ящике стола, выданный ему для записей телефонных разговоров отца Моргена прибывшим из Ватикана представителем КДВ. Впервые этот человек приехал на Пасху 1962 года — сразу после того, как отец Морген получил этот приход. Тогда аббат был существенно моложе и горячо протестовал как против установки прослушки на телефон, так и против соглядатайства за собственными священниками. Его протесты отклонили — сперва архиепископ, затем Ватикан. В конце концов его вызвали в Рим и недвусмысленно объяснили, что не потерпят дальнейших протестов. И за все это время никто не счел нужным объяснить ему причину такой слежки.

Он пробовал вычислить эту причину самостоятельно, прослушивая записи разговоров, несмотря на строжайший запрет. Звонки были от самых разных людей: арт-брокеров и коллекционеров — особенно часто звонил один из Цюриха, по фамилии Йост, — полицейских детективов и правительственных чиновников. Первое время аббата особенно изумляли звонки от бывших нацистов. Одно время он даже подозревал, что отец Морген и сам когда-то был наци. Но как-то слабо вязалось с тяжелыми ранениями Моргена и обстоятельствами их получения. В целом Морген производил впечатление болезненного безобидного старика, который уже не способен в полном объеме выполнять обязанности священника: вместо этого ему разрешили — как хобби — разыскивать произведения искусства, украденные нацистами, чтобы вернуть их законным владельцам.

Кое-что у него получалось; однажды репортер из «Абенд Цайтунг» Иоганна Кершнер заинтересовалась им и его работой и даже написала о нем статью.

В конце концов, помолившись и поразмыслив, аббат пришел к мысли, что Бог облекает его начальство большим доверием, а посему надлежит лишь верить и слепо повиноваться распоряжениям. С тех пор он исправно отправлял каждую неделю конверт с диктофонной записью в Рим. Через какое-то время появился другой человек, выдал ему более новую модель диктофона и уехал. Теперь прибор включался и записывал разговор автоматически. Но аббат относился к технике с недоверием, поэтому каждый раз при звонке открывал ящик и проверял, работает ли диктофон.

Итак, аббат убедился, что диктофон включен и кассета вертится. Медленно закрыл ящик, вздохнул и вернулся к работе. Господи Боже, сколько бумаг! Интересно, Заповеди тоже писали в трех экземплярах, подумал он, перекрестился, попросив прощения у Бога за такие нечестивые мысли, вздохнул и зарылся в кипы бумаг на столе.

На семь тысяч миль восточнее комнаты аббата Сет Риджуэй глядел в иллюминатор «Боинга-747» компании «Кей-эл-эм». [18]Он всегда летал самолетами только этой авиакомпании, считая их единственными профессионалами, совершающими трансатлантические рейсы в Европу. Он вспоминал с улыбкой, как преобразился аэропорт «Джей-эф-кей», [19]когда его отдали под начало тем же людям, которые управляли аэропортом «Шипхол» в Амстердаме, — в сущности, теми же, кто правил и «Кей-эл-эм». Вот бы, подумал он, Федеральное управление гражданской авиации США отдало бы все воздушное сообщение этой компании — тогда бы не пришлось томиться в скотных вагонах и зассанных колымагах, которые в Штатах зовут самолетами. Мечтать не вредно, подумал Сет, надел наушники, сделал музыку погромче и постарался усесться как можно удобнее, насколько позволял пристегнутый ремень.

Он закрыл глаза и увидел Зоино лицо. Она там. Он знал это всем сердцем. Он знал, что она жива и в этот раз он ее непременно найдет. И, пока огромная туша «747-го» выруливала на взлетную полосу, сладко задремал, не ведая ни сном ни духом, что огонек, который он запалил, уже бежит по бикфордову шнуру, протянутому через полмира.