Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан Страница 43

— Да, и кстати — тебе не нужны другие, которые принимали бы твою работу всерьез, Анна. У тебя есть ты сама.

Когда Йоханнес ушел, Анна закрыла за собой дверь кабинета и расплакалась. Так бывало уже столько раз раньше! С ней поступали несправедливо, а когда она реагировала, все внимание сосредотачивалось на ее реакции, а о несправедливости по отношению к ней забывали. Как тогда с Трольсом и Карен. Вдруг это она оказалась виновата в том, что они больше не дружат. Как будто никакой вины Трольса в этом не было. Это она виновата в том, что отец Лили больше с ними не живет.

«Никто не выдержит отношений с человеком, который так себя ведет», — сказал Томас. Как будто то, что заставляло ее так себя вести, не имело никакого значения! И сколько раз Йенс говорил: «Анна Белла, не будь так несправедлива с мамой».

Как будто Сесилье никогда не вела себя несправедливо!

И вот теперь Йоханнес. Сам рассказал полиции черт знает что, а теперь вдруг выясняется, что это она несправедлива и плохо себя ведет.

Она успокаивалась очень медленно. Высморкалась, сделала себе чашку чая. Когда злость прошла, ее начали мучить угрызения совести. Йоханнес был ее другом, конечно. Здесь он прав. Он так помогал ей в этом году.

В начале июня у нее наступил второй кризис в написании диплома, и она готова была сдаться. Она прочла все, что только можно было, о происхождении птиц и уделила особое внимание тем профессиональным вопросам, которые были связаны с перьями. К этому времени она уже давно была убеждена, что позиция Хелланда и Тюбьерга является наиболее научно обоснованной, поэтому то, что Клайв Фриман продолжал бороться за то, чтобы убедить мир в обратном, казалось совершенно бессмысленным. Все специалисты были согласны в том, что птицы являются современными динозаврами, что хищные динозавры, так называемые тероподы, подверглись эволюционному уменьшению, начали гоняться за своей добычей, прыгая по кочкам и пням, а потом захватили деревья. Здесь они сначала освоили планирующий полет между кронами, а потом развили в себе полноценную способность к полету. Все указывало на то, что динозавры были пернатыми даже до того, как начали летать.

Но что ей делать дальше со своими знаниями и уверенностью, Анна не представляла, это и вызвало кризис. Множество профессиональных ученых до нее критиковали позицию Клайва Фримана. Специалисты в области позвоночных из разных стран, мировые светила, профессора-орнитологи с докторскими степенями разбивали аргументацию Фримана в статьях, на симпозиумах и в книгах. Но даже к знаниям этих экспертов Фриман был невосприимчив. Как тогда может она, Анна, рассчитывать привнести в эту дискуссию что-то настолько новое, что ее дополнит или изменит? Она не сумеет этого сделать! Единственное, что ей по силам, — это пересказать уже написанное до нее, добавить исторический обзор, который осветил бы ход дискуссии от Зольнхофена до наших дней. Но по сути это будет простой реферат, и никто не даст ей защитить его в качестве диплома. Ей необходимо добавить что-то новое.

И тогда Йоханнес ее спас.

Он спросил:

— А ты изучала подробно теоретическую базу, которая лежит в основе работ Фримана?

Она почувствовала ужасное раздражение. Йоханнес носился со своей теорией науки и вечно вставлял ее к месту и не к месту, и сам написал высокоинтеллектуальный научно-теоретический диплом о кембрийских членистоногих, за который получил высшую оценку, тринадцать баллов. Но ее диплом — о костях и перьях, и ей некуда всунуть его философские изыски, подумала она, судя по всему вслух. Она оборвала его на полуслове и продолжила свои стенания. В конце концов Йоханнес ударил кулаком по столу и сказал:

— Завтра в десять утра, в лекционной аудитории. Если не придешь, блуждать тебе всю оставшуюся вечность в своих потемках.

Вечером она нехотя решила, что завтра лучше все-таки прийти.

На следующее утро Йоханнеса не было в лекционной аудитории и в десять минут одиннадцатого. Анна уже собралась уходить, поднялась и потянулась за своей сумкой, но тут он, пыхтя, вбежал в дверь.

— О, супер, — выдохнул он. — Ты здесь.

— Вообще-то это прозвучало вчера как приказ, а не как предложение.

Йоханнес снял куртку и остановился перед ней.

— Анна, — спокойно сказал он, — это было предложение. Может, хватит об этом?

Анна не решилась кивнуть, хотя очень этого хотела.

Они пошли к доске.

— Садись там, — сказал он, указывая на высокую кафедру.

Она забралась на нее и уставилась на пустую доску.

— Так вот, Анна-Банана, — начал он, быстро массируя свой лоб. — При слове «наука» большинство представляют себе строго объективную дисциплину, лишенную всяких личных предпочтений, общую и верную. Нам нравится, что литература, архитектура и политика субъективны, но большинство из нас ужасно возмутились бы, если бы такая субъективность была позволена химии или биологии, — Йоханнес откашлялся. — Этот строго объективный научный взгляд был, помимо прочего, представлен философом Карлом Поппером, который жил… ну, я не помню точно… Поппер желал создать абсолютную научную систему правил и пользовался так называемым гипотетико-дедуктивным методом, суть которого заключается в том, что любую научную теорию всегда можно проверить с помощью объективных экспериментов. Только если она является фальсифицируемой, ее можно считать научной. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ох нет, — ответила Анна. — Поппер считал, что только если теория ложная, она может считаться научной?

— Да нет же, нет, конечно, дурочка. Поппер считал, что, только если теория открыта для проверок и может позволить себя опровергнуть, ее можно называть научной.

— В начале 1960-х, — продолжил он, — зародилось новое направление теории науки, которое настаивало на том, что субъективность должна быть признана и включена в понимание науки. Одним из лидеров этого направления был физик Томас Кун, он и указал на роль субъективных ценностей в науке. Здесь я хочу добавить, — сказал Йоханнес, постукивая себя по верхней губе, — что существует, конечно, множество различных прочтений Куна, и я не могу сказать, что я совершенно уверен в том, что я прав. — Он посмотрел на нее поддразнивающе, прежде чем продолжить. — Позже взгляды Куна были дополнены одной женщиной, которую я очень уважаю, крайне одаренным теоретиком науки Лоррен Дастон; она в попытке конкретизировать роль субъективного в понимании науки ввела понятие, которое она определила как научную моральную экономику. То есть речь идет об изменении понимания, к которому привело, с одной стороны, требование Поппера об абсолютной системе научных правил, а с другой — возникший релятивистский подход, представленный Куном и Дастон. — Йоханнес написал на доске фамилию «Кун» и поставил после нее двоеточие. — Никто из них не был гением, который работал в одиночку и которого при этом осеняло, это понятно, — добавил он, — но я все немного упрощаю, чтобы легче было объяснять, ладно?

Анна кивнула.