Санаторий «Седьмое небо» - Полина Луговцова Страница 43

– Лобачев говорил, что чудовища – просто картинки и не способны нанести физический вред! – усмехнулся Шкуродер. – А сам, выходит, испугался!

– Виденья в самом деле не опасны, – возразила Элина. – Но до тех пор, пока вы здесь, а они там. В пространстве вечности сущности могут напасть на астральное тело и утянуть в черную дыру, но, как я уже говорила, с детьми процедуры проходят благополучно.

– Разве Энвер не ребенок?

– Внешне – да. Мальчик выглядит так же, как и десять лет назад, ни на год не постарел – это влияние сильной концентрации частиц вечности вокруг. Концентратор притягивает их, и они скапливаются не только в его емкости, но и повсюду рядом с ним, просто уже не так плотно. Мы все перестали стареть с тех пор, как поселились в санатории. Но фактически Энверу уже двадцать, его разум стал более развитым, ну, и, возможно, на его астральное тело повлияли процедуры с взрослыми: он как бы принял на себя часть их негатива, понимаете? Впитал их темную энергию и поделился с ними светлой. Теперь он – как взрослый, в пространстве вечности ему тоже грозит опасность. А пространство света может стать для его души недосягаемым.

– Испортили карму пацану, – пошутил Шкуродер, вспомнив религию буддизма.

Слушая Элину, он уже успел набрать комбинацию кнопок для включения концентратора. Осталось нажать большую квадратную клавишу, обтянутую красной резиной, с надписью «Старт», что он и сделал.

Раздался звук, напомнивший шум работающего пылесоса. Труба между емкостью и стеной задрожала.

– Прекрасно! – произнес Шкуродер, сделав вывод, что устройство включилось, как положено. – Что теперь?

– Нужно перевернуть страницу в папке, – ответила Элина и пробежалась изучающим взглядом по тексту, глядя в поднесенную к ее лицу папку. – Нет, здесь не то. Еще переверните.

Шкуродер перевернул еще несколько листов, прежде чем девушка воскликнула:

– Ну вот, вот! Это нужная комбинация. Здесь и подписано даже: «процедура первая». При первой процедуре интенсивность потока частиц самая низкая. Процедура как бы пробная, тест на переносимость.

– Обойдусь без теста. Давай самую мощную! Не собираюсь я в этом склепе неделю торчать, как Лобачев запланировал. Какая это комбинация?

– Пятая строчка сверху.

– А кнопка «Пуск» где?

– Внутри барабана – там, где располагается пациент. Видите? Для пациента отсек обозначен буквой «П» на перегородке, и рядом – кнопка. Это Лобачев придумал, чтобы он сам мог пользоваться установкой без посторонней помощи. Доктор часто работал без ассистента, хотя Жанна ругала его за это и не хотела оставлять без присмотра.

– Ничего, теперь он там без ее присмотра не останется! – весело заметил Шкуродер. – А то, что можно без ассистента, так это просто отлично! Очень уж рискованно тебе руки развязывать.

– Отпустите! – взмолилась Элина, предчувствуя конец: теперь, когда убийца узнал все, что ему было необходимо, он больше в ней не нуждался.

– Я бы отпустил… – медленно произнес Шкуродер. – Но, думаю, твой супруг не простит мне, что я отправил его на тот свет одного. Без тебя ему там будет скучно. – Скальпель сверкнул в руке. – Так будет лучше для вас обоих, и мне меньше хлопот.

Предсмертный крик Элины потонул в булькающем кашле. Шкуродер стоял и смотрел, как кровавые брызги фонтаном вылетают из ее рта и оседают на его светлых брюках, покрытых пятнами уже подсохшей крови остальных членов семейства. Последняя капля до него не долетела, распласталась на полу алой кляксой, и он понял, что его жертва умерла. Но Шкуродер знал, что это еще не конец, а, наоборот, начало увлекательного творческого процесса, в который ему не терпелось погрузиться перед путешествием в пространство вечности. Он не в силах был отказать себе в этом удовольствии: от вида крови на него нахлынуло небывалое вдохновение.

Столовая показалась ему подходящим местом для любимого занятия, поэтому тело Элины он приволок к остальным. По пути заглянул в комнату девчонки: та мирно спала на кровати у окна. Находясь под действием снотворного, она, похоже, совсем не слышала диких криков Элины. Мелькнула мысль, что не мешало бы на всякий случай связать ее, чтобы не сбежала, но ему так не терпелось взяться за дело! Бескожие чудовища стояли за его спиной, разинув голодные рты, и глухо рычали. Ему не хотелось злить их.

Каждое из четырех тел Шкуродер разместил на отдельном столе, составив их в центре столовой. Семья Лобачевых чудесно смотрелась на белых скатертях (испачканную он выбросил, чтобы не портила вид: кровь на ней подсохла и приобрела неприятный грязно-коричневый цвет). Из-за ярко светящихся люминесцентных ламп столы и тела отчетливо отражались в огромных черных окнах напротив: непроглядная ночная тьма превратила их в зеркала, и Шкуродеру это особенно нравилось. Впервые он сможет полюбоваться всем процессом со стороны.

Начинать решил с Лобачева-старшего. Первый надрез получился неровным, рука дрогнула от странного звука, похожего на тихий шепот, раздавшегося, казалось, прямо в голове. Шкуродер оглянулся и вздрогнул: рядом с его кровавыми демонами стояли бестелесные Лобачевы с застывшими от ужаса лицами. Взгляды их были устремлены на собственные тела. Похоже, они еще не до конца осознали, что с ними произошло. Уже поняли, конечно, что мертвы, но, казалось, еще не верили, что это навсегда. Шкуродер довольно улыбнулся. Впервые в его жизни жертвы могли видеть, как он творит. Впервые в его практике у него были зрители, способные оценить его мастерство. Это был отличный стимул, чтобы как следует постараться выжать максимум из своих возможностей.

Шкуродер опомнился лишь с рассветом. Он так вошел во вкус, что совершенно потерял счет времени. Почему-то коснувшиеся его творений солнечные лучи внезапно все обезобразили. При свете ламп он любовался содеянным, а в утреннем свете кровавая картина вызывала отвращение. К тому же навалилась такая страшная усталость, что скальпель выскользнул из его самопроизвольно разжавшейся обессилевшей руки. Такого с ним никогда прежде не случалось! Шкуродер поднял с пола свой инструмент, с которым никогда не расставался, недоумевая: только что он считал себя кем-то вроде талантливого скульптора, а теперь вдруг осознал, что он не кто иной, как обычный мясник. Вся проделанная работа мгновенно потеряла смысл, и он, отвернувшись от того, на что всю ночь смотрел с упоением, поплелся прочь из столовой.

У выхода висело зеркало в полный рост. Он остановил на нем взгляд, и его едва не стошнило: с подбородка свисала, дрожа, длинная нитка белой пенистой слюны. Шкуродер машинально отер подбородок, оставив на нем густой кровавый след, попытался стереть его другой рукой, но сделал еще хуже. Разочарованно цыкнул, плюнул себе под ноги и вышел в залитый светом холл с колоннами.

За окнами холла красовался горный пейзаж. Вдали, между горными склонами, утопал в белых облаках железнодорожный мост. Кое-где в просветах поблескивали рельсы. Вдруг Шкуродер краем глаза уловил какое-то движение – внизу, в парке. Опустив взгляд, он начал пристально осматривать деревья и кусты и будто заметил мелькнувшую в зарослях человеческую фигуру, но не был уверен, что ему не показалось. Еще какое-то время он стоял у окна, вглядываясь в зеленые и желто-оранжевые кущи, изучая безлюдные тенистые аллеи, и в нем крепло подозрение, что в парке кто-то прячется. Но время шло, а никакого подтверждения этому так и не появилось: ветви деревьев и шапки кустарника были неподвижны, даже ветер не тревожил их листву. Шкуродер решил, что ему померещилось: глаза устали за несколько часов кропотливой работы. Он потряс головой, пытаясь избавиться от навалившегося оцепенения, и вдруг вспомнил, зачем приехал в этот санаторий. Впереди у него было важное дело. Концентратор, который он включил в процедурной еще вечером, должно быть, уже накопил достаточно «частиц вечности», и установка давно была готова к запуску. Нужно только разместить в одном из ее отсеков донора, а в другой влезть самому и нажать кнопку «Пуск», расположенную рядом с выбитой на металлической поверхности буквой «П», означающей «пациент». Шкуродер отошел от окна и направился через холл к коридору. На этот раз за колоннами никого не было.