Любовники смерти - Джон Коннолли Страница 41

У: Думаете, кто-то надавил на нее, чтобы она изменила показания?

Т: Они сомкнули ряды. Копы так делают. Они прикрывают своих, даже если это неправильно.

На этом месте Микки задумался. Когда Тиррелл сказал про смыкание рядов и прикрывание своих, его лицо переменилось. Может быть, в нем проявился инспектор департамента внутренних расследований, глубоко укоренившаяся ненависть к коррумпированным полицейским и защищающему их кодексу омерты, но Микки подумал, что дело не только в этом. Он заподозрил, что Тиррелл всегда держался вне круга копов, даже до того, как поступил в департамент внутренних расследований. Он был не очень приятным человеком, как заметил Гектор, и могло статься, что под видом крестового похода на коррупцию «команда крысоловов» дала ему возможность наказать тех, кого он презирал. Микки записал это соображение и вернулся к чтению.

Т: Одного я не могу понять: какая разница, был ли Галлахер с Паркером в ту ночь или нет, если только Галлахер не знал что-то о том, что должно случиться?

У: Вы говорите о запланированном убийстве?

Т: Может быть, или же Галлахер знал причину, почему Паркер в итоге убил тех двух подростков, и хотел оставить это знание при себе. Но какова бы ни была эта причина, я знаю, что Галлахер врал о том, что произошло в ту ночь. Я читал отчеты нашего департамента. После этого Галлахер был взят у нас на заметку до окончания его карьеры.

Микки разыскал в телефонной книге фамилию Галлахер. Он подумал, не позвонить ли ему, прежде чем ехать в Бенсонхерст, но потом решил, что добьется большего, если застанет его врасплох. Он сам точно не знал, чего надеялся добиться от Галлахера, но если Тиррелл был прав, то возникает хотя бы одна трещинка в официальной версии относительно событий того дня, когда в Перл-Ривер произошло двойное убийство. Будучи репортером, Микки научился, как вода, просачиваться в щелочку, расширять ее и расшатывать все строение, пока оно не рухнет, открывая правду. Убийства и их последствия будут играть важную роль в его книге. Они дадут ему возможность проконсультироваться с парой платных психиатров, которые точно опишут, как совершение отцом убийства и самоубийства повлияло на сына. Читатели любят такие вещи и едят их с аппетитом.

Чтобы сэкономить пару баксов, он добрался до Бенсонхерста на подземке, нашел улицу, где жил Галлахер, и постучал в дверь маленького аккуратненького домика. Через пару минут дверь открыл высокий мужчина.

– Мистер Галлахер?

– Точно так.

Губы и зубы Галлахера были окрашены красным: когда Микки постучал, он пил вино. Это было хорошо, если только у него не было собутыльников. Это могло означать, что его защита отчасти ослаблена. Микки достал из бумажника визитную карточку и протянул Галлахеру.

– Меня зовут Майкл Уоллес. Я репортер. Я надеялся поговорить с вами несколько минут.

– О чем?

Пришел черед Микки немного приврать – маленькая ложь ради большей правды. Вряд ли Тиррелл одобрил бы это.

– Я собираю материал об изменениях в Девятом округе за прошедшие годы. Я знаю, что вы служили там. Мне бы хотелось услышать ваши воспоминания о прошлом времени.

– Через Девятый прошла уйма копов. Почему именно мои?

– Ну, когда я искал, с кем бы поговорить, я увидел, что вы много участвовали в общественной жизни Бенсонхерста. И подумал, что общественная сознательность могла помочь вам глубже проникнуть в природу Девятого округа.

Галлахер рассмотрел карточку.

– Уоллес, да?

– Да, Уоллес.

Галлахер чуть наклонился к Микки и необычайно нежным жестом аккуратно засунул ему карточку в карман рубашки.

– Ты мешок с дерьмом, – сказал он. – Я знаю, кто ты, и знаю, что ты хочешь написать. Копы говорят между собой. Я знал о тебе с того момента, как ты начал разнюхивать то, что тебя не касается. Мой тебе совет: брось это дело. Тебе не стоит совать нос в эти закоулки. Никто из тех, с кем стоит говорить, не будет тебе помогать, и ты только навлечешь кучу неприятностей на свою голову.

У Микки засверкали глаза. Они застыли и превратились в яркие ледышки. Ему уже надоели предостережения.

– Я репортер, – сказал он, хотя это уже было не так. Но, опять же, не бывает бывших репортеров, как не бывает бывших алкоголиков. Старый голод не исчезает. – Чем больше мне говорят, что куда-то не надо заглядывать, тем больше мне хочется туда заглянуть.

– Это не делает тебя репортером, – ответил Галлахер. – Это делает тебя придурком. И еще ты лжец. Мне не очень нравятся такие люди.

– Правда? Вы никогда не лжете?

– Этого я не говорил. И в себе мне это так же не нравится, как в тебе.

– Это хорошо, потому что я полагаю, вы лгали о том, что случилось в тот день, когда Уилл Паркер убил двух подростков в Перл-Ривер. И я приложу все силы, чтобы выяснить, зачем вы лгали. А потом вернусь сюда, и мы поговорим снова.

На Галлахера словно навалилась усталость. Микки гадал, как долго он ждал, что все это снова вернется к нему. Вероятно, с того дня, когда его напарник стал убийцей.

– Уйдите, мистер Уоллес. Вы испортили мне вечер.

Он закрыл дверь перед носом у Микки. Тот постоял немного, потом вынул из кармана визитную карточку и засунул за косяк двери, прежде чем направиться назад в Манхэттен.

Вернувшись, Джимми сел за кухонный стол. Перед ним рядом с недоеденным ужином стоял пустой стакан и полбутылки красного «Сира́». Джимми любил готовить для себя даже больше, чем для других. Когда он готовил себе, то не волновался о результате, о том, что подумают другие. Он мог готовить полностью для собственного удовольствия и знал, что он любит. Сегодня он предвкушал спокойный вечер с бутылкой хорошего вина и старым добрым чернушным детективом по кабельному ТВ. Теперь же ощущение покоя, которое и так было хрупким, разбилось вдребезги. Оно стало хрупким с тех пор, как к нему пришел Чарли Паркер. В тот момент у Джимми возникло чувство, будто землю у него под ногами потихоньку подмывает. Раньше он надеялся, что прошлое, хотя и с трудом, успокоилось. А теперь земля шевелилась, высовывая истерзанную плоть и старые кости.

Его всегда беспокоила возможность, что, говоря неправду следователям, храня молчание в последующие годы, он совершил ошибку. Их сговор скрывать правду, как бы мало он сам ни знал о ней, нарывал внутри него, словно глубоко засевшая в теле заноза. Теперь он понял, что быстро приближается кризис, когда инфекция или прорвется из тела, или уничтожит его.

Джимми налил стакан, вышел в прихожую и, попивая вино, второй раз с тех пор, как приходил Паркер, набрал тот же номер. Трубку сняли после пятого гудка. На том конце слышалось, как моют посуду, женский смех.

– Алло, – произнес старческий мужской голос.

– Это Джимми Галлахер. Еще одна проблема.

– Говорите.

– Ко мне только что приходил репортер по фамилии Уоллес, Микки Уоллес. Он спрашивал… про тот день.