Десятая симфония - Йозеф Гелинек Страница 41

— Портье сказал нам, что в ночь преступления вы рано вернулись в гостиницу. Могу я узнать, почему вы не остались на торжествах?

— Мне показалось… как бы вам сказать… мне не хотелось портить впечатление от восхитительного концерта. Кому захочется слушать эстрадную музыку после симфонии Бетховена? К тому же у Софи разболелась голова, и надо было проводить ее в отель. Если хотите, можете спросить у нее.

— В этом нет необходимости. Камеры наблюдения запечатлели, кто и когда выходил из дома.

— В самом деле? А Рональд там есть?

— Конечно. Он вышел через полчаса после концерта.

— Возможно, он ушел, потому что хозяин дома нанял музыкантов, чтобы после его концерта устроить танцы?

— Вы не говорили с ним в тот вечер?

— Только перед концертом. Мы с Софи зашли в артистическую пожелать ему удачи. Но потом мы уже не могли с ним связаться, его телефон был вне зоны действия сети.

— Как по-вашему, куда он мог пойти?

— Понятия не имею. Насколько мне известно, у него здесь не было знакомых.

— Из-за чего, как вы думаете, убили вашего друга?

— Возможно, это как-то связано с татуировкой у него на голове?

— Кто рассказал вам про татуировку? В прессе об этом не сообщалось.

— Софи. Я часто с ней беседую.

— Вам что-нибудь известно, почему ваш друг сделал татуировку или хотя бы кто ему в этом помог?

— Абсолютно ничего. Рональд никогда не говорил о том, что у него есть татуировка.

— Что вы делали, вернувшись в отель?

— Я сразу пошел к себе в номер.

— И вы смогли уснуть несмотря на то, что ваш друг, так сказать, исчез?

— На самом деле я заснул очень поздно. Я довольно долго читал, потому что, как вы заметили, на душе было неспокойно, а потом вдруг пришла Софи.

— Вы помните, в котором часу?

— Около половины первого.

Матеос и Агилар обменялись удивленными взглядами.

— Вы уверены?

— Может быть, в час ночи, но не позже.

— Вы пригласили ее к себе?

— Нет, я же сказал, она появилась неожиданно.

— Вы не расскажете об этом подробнее?

— Это не имело никакого отношения к сексу. Мы с Софи прекрасно ладим, и нам с ней надо было кое-что обсудить.

— Это касалось ее отца?

— Нет. Ее сердечных дел. О них, как вы понимаете, я не могу с вами говорить.

— Конечно-конечно, — пробурчал Матеос, немного раздосадованный тем, что Делорм не пожелал отвечать на вопрос, который он и не думал ему задавать.

— Все это очень странно, сеньор Делорм, потому что князь и княгиня Бонапарт, которых вы, несомненно, знаете…

— Я действительно имею эту сомнительную честь.

— Они утверждают, что Софи пробыла у них в номере до трех ночи.

— Это неправда.

— Вы не звонили в бюро обслуживания отеля? Хорошо бы кто-нибудь из персонала подтвердил вашу версию.

— Мне очень жаль, но вам придется поверить мне на слово.

— До которого часа вы беседовали с Софи?

Делорм, присевший на корточки, чтобы осмотреть стол на уровне борта, резко встал и произнес:

— Приблизительно до трех. Мне не нравится этот разговор, инспектор. У меня складывается впечатление, что вы подозреваете Софи.

Матеос понял, что если он продолжит задавать вопросы о дочери Томаса, то уже ничего не добьется от Делорма, и переменил тему разговора:

— Сеньор Делорм, мы уверены, что татуировка, которая стоила вашему другу жизни, была ключом к какому-то шифру. Ключом, способным указать нам местонахождение рукописи Десятой симфонии Бетховена.

— Рукописи Десятой симфонии? Я вас не понимаю. Рональд работал над реконструкцией первой части симфонии с факсимильным изданием набросков Бетховена, хранящимся в Государственной берлинской библиотеке, в отделе музыки.

— Я не хочу оскорблять память вашего друга, — сказал инспектор, — но боюсь, он выдал за музыкальную реконструкцию оригинальную партитуру Бетховена. Томас никогда не говорил вам о неизданной рукописи?

— Нет, никогда. Хотя со мной он почти не разговаривал о музыке, потому что эти разговоры всегда заканчивались ссорой.

— Что было причиной этих ссор?

— Мои музыкальные пристрастия. Он находил их сомнительными и часто надо мной подшучивал, иногда довольно едко и безосновательно. Поэтому мы избегали говорить о музыке.

— В последние месяцы вы не заметили в его поведении ничего странного, чего-то такого, что выходило за рамки обычного?

— Ничего, если не считать нескольких поездок в Вену. Он не хотел, чтобы я его сопровождал. Я стал подозревать, что у него появилась другая связь, потому что, как я уже говорил, тетради с фрагментами сочинений Бетховена хранятся не в Вене, а в Берлине.

— У него было постоянное место жительства?

— Да, в Париже. Но, простите, я не понимаю вашей теории. Если Томас обнаружил неизданную рукопись Бетховена, почему он это скрыл? Почему он не продал ее на аукционе? Я не специалист в этой области, но могу предположить, что рукопись Бетховена — это клад для любого коллекционера.

— Возможно, он не мог ее продать.

— Не понимаю.

— Если бы Томас заявил: «Я обнаружил рукопись Бетховена», его бы спросили: «Хорошо, а где она была?» и, что еще неприятнее: «Кому она принадлежала?»

— Вы думаете, Рональд выкрал рукопись оттуда, где она хранилась?

— Мы работаем над этой гипотезой. Ваш друг узнал, хотя нам пока неизвестно, каким образом, о местонахождении Десятой симфонии, сумел туда проникнуть, взял рукопись и никому ничего не сказал. Затем он спрятал ее в секретном месте и вытатуировал на голове его координаты в виде нот на случай, если он их забудет.

— Вроде комбинации цифр в сейфе?

— Что-то вроде этого.

— В таком случае не может ли быть убийцей законный владелец рукописи?

— Не думаю. Законный владелец известил бы о пропаже полицию.

— Тогда он ограбил какого-то вора?

— Не будем делать поспешных выводов. У вашего друга есть какой-нибудь документ, который, на ваш взгляд, мог бы помочь нам в расшифровке? Я уверен, что, раскрыв тайну партитуры, мы выясним и кто его убил.

— Я поищу в бумагах Рональда. Но они находятся на чердаке нашего дома в Париже.

Один из сборщиков попробовал сделать massé на только что установленном столе, но слишком сильно ударил по шару. Шар вылетел за борт, едва не угодив в Агилара, который еле успел от него увернуться. Матеос с упреком посмотрел на помощника, сочтя его причиной, а не жертвой происшедшего, и продолжал разговор с Делормом, мимикой дав тому понять, что вынужден терпеливо сносить выходки Агилара.