Как велит Бог - Никколо Амманити Страница 41

Художнику удалось запечатлеть его движение, как бывает, когда ставишь на паузу видеокассету.

Что случится дальше, вообразить было легко: паяц срывает цветок и подносит к лицу, чтобы вдохнуть аромат.

Но художник не ограничился этой сценой. Позади фигуры открывался вид на закат, от которого просто захватывало дух. Он напомнил Данило летние закаты его детства, когда небо было совсем другим — казалось, что сам Всевышний расписал его на холсте. Оттенки цветов сливались и переходили один в другой, как на "Радужном флаге". От черного к синему, от фиолетового к оранжевому цвету дальней долины, над которой плыл окутанный облаками, как невеста фатою, солнечный мяч. В верхней части картины, где ночь уже овладела небесным сводом, мерцали далекие звездочки. Но внизу долина с ее городками, дорогами и рощами еще купалась в последних лучах солнца.

Данило ничегошеньки не смыслил в искусстве, и ни разу в жизни у него не возникало желания иметь дома картину. По сути, картины — накопители пыли и рассадник клещей. Но эта была настоящим шедевром.

"Это тебе не всякие там навязшие в зубах Джоконды и Пикассы".

Больше всего его трогало выражение лица клоуна.

Печальное и... Данило не мог подобрать нужного слова.

"Упрямое?"

Нет, не совсем то.

"Гордое".

Точно. Этот гордый клоун бросил вызов горной громаде и подстерегающим его опасностям, чтобы добраться до вершины. И ведь он не альпинист, а всего лишь бедный паяц. Как же трудно ему пришлось в этих длинных рваных туфлях. И как он озяб...

Ради чего он так отчаянно рвался наверх? Ясное дело, чтобы сорвать редкий цветок и преподнести возлюбленной вместе со своим сердцем.

У него с этим паяцем было столько общего! С ним тоже обращались, как с прощелыгой, чуть ли не как с убийцей, насмехались над несчастным пьянчугой, но этой ночью он бросит вызов горной громаде, рискнет жизнью, чтобы сорвать цветок — бутик, который он подарит Терезе, единственной женщине, которую он любил в своей жизни.

Да, и он, и этот паяц печальны и горделивы. Два непонятых героя.

Камера отъехала, и сбоку от картины возник седовласый господин в синем двубортном костюме и розовой рубашке с белым воротничком.

Данило схватил пульт и прибавил звук.

— Полотно из великолепной серии "Паяцы в горах" кисти маэстро Морено Капобьянко, — сильно картавя, пояснял ведущий магазина на диване. — Если позволите, это наиболее яркая и законченная работа из всей серии, безусловный шедевр, в котором художник в полной мере раскрыл себя и наилучшим образом выразил, как бы лучше сказать... да, выразил титаническую извечную борьбу между человеком и природой. Даже для непосвященных смысл ясен: паяц представляет комическое начало, которое преодолевает границы видимого мира, чтобы подняться туда, где никто не бывал. К Богу и любви, с почти мистически-религиозным благоговением.

Данило ушам своим не верил. Эксперт более точно выразил то, что подумалось ему. Он еще прибавил громкости.

— Судари мои, оставим на минутку отвлеченные идеи, давайте взглянем на конкретные вещи: прекрасный пейзаж, свет, тонкая фразировка, смелый мазок... Мазок Капобьянко настолько изящен, что... Только представьте себе — подобная картина висит у вас в гостиной, в прихожей, или где вам пожелается, не упустите эту неповто...

Данило перевел глаза на голую стенку рядом с дверью. Прямоугольник метр на два, казалось, так и пульсировал на белом фоне стены.

"Ей место там"

С небольшой галогенной подсветкой сверху будет просто сногсшибательно.

— Представьте, что вы подарили себе этот шедевр... Вообразите на секундочку, что он у вас, что вы обладаете им и можете делать с ним все, что пожелаете, и всего лишь за семь тысяч пятьсот евро! Капиталовложение, судари мои, способное за каких-нибудь пять лет вырасти в цене в семь, восемь раз, это вам не казначейские сертификаты и краткосрочные облигации... Если вы упустите этот шанс, то...

Данило снова уставился на экран и, словно в трансе, взял трубку и набрал указанный в бегущей строке номер.

64.

Четыресыра тоже вполглаза посмотрел "Собачий полдень", но фильм не вызвал у него ровным счетом никаких ассоциаций с готовившимся налетом. Потом, заскучав, он включил видеомагнитофон и запустил "Большие губы Рамоны".

Он прокрутил до сцены, где она трахается с усатым шерифом.

— Ты знаешь, что в этом графстве автостопом ездят только шлюхи? — пробасил он за служителя сил порядка. И потом фальцетом, подражая женскому голоску Рамоны: — Я не знала этого, шериф. Знаю только, что готова на все, лишь бы не оказаться за решеткой.

Разыгрывая диалог, он устроился на полу и принялся строить из "Лего" новую железнодорожную станцию.

Неожиданно окно распахнулось, ливень хлестнул его по лицу, а порыв ветра опрокинул на пол большую настольную лампу, которая, как потерявший управление космический корабль, обрушилась на картонный мостик с машинками, раздавив его, а затем вклинилась в гору из папье-маше, на которой паслись стада носорогов и телепузиков, и под конец развалилась на куски посреди табунов овечек и команды героев из "Приключения мультяшек"

Четыресыра бросился закрывать окно.

Когда он вернулся к вертепу, то заметил, что ветер натворил и других бед. Шеренги синих солдатиков, змей и галактических роботов раскидало в разные стороны, некоторые из них плавали в озере, устроенном в жестяной коробке из-под датского печенья.

Четыресыра схватился за волосы, рот его скривился в странной гримасе.

Надо было срочно наводить порядок. Он не мог ничем заниматься, зная, что вертеп в таком состоянии.

— Но мне же нужно к Данило. Как быть? — сказал он, дернув щекой.

"Минуту. Я мигом все поправлю.

А если Данило начнет звонить?"

Он выключил сотовый и принялся наводить порядок.

65.

— Фаби, слушай, у меня гениальная идея! — Эсмеральда неожиданно ожила и соскочила со стола, словно кто-то навел на нее пульт и нажал на "PLAY".

— Ну?

— Давай подшутим над Карачихой!

— А именно?

Эсмеральда и Фабиана не сомневались, что Нучча Караччо, математичка, ненавидит их, потому что они красотки, а она уродина. Помимо того что эта ведьма постоянно ставит им одни "неуды", она наверняка устраивает против них еще и черные мессы на пару с преподавателем физкультуры Поццолини.

— Жирдяй! Знаешь жирдяя?

— Какого жирдяя?

— Из второго "С".

— Ринальди?

— Точно.

Маттео Ринальди жутко не повезло — из-за серьезных проблем с гипофизом в свои двенадцать лет он весил сто десять кило. В пятом классе начальной школы он даже немного прославился, потому что участвовал в организованной областными властями кампании против детского ожирения.