Кодекс бесчестия. Неженский роман - Елена Котова Страница 40

– Если честно, именно так. Мы сами можем только собрать тайком документы. Поверь, это все, что мы можем.

– Лида, а что будет с тобой?

– Мне все равно. Что будет, то будет. Мне главное – Машу спасти сейчас.

– А вторая дочь, Таня, правильно? Что будет с ней, если мы вывезем Машу? – Александров сам не понял, как вырвалось у него это «мы».

– Ты считаешь, они должны уехать вместе?

– Судя по тому, что ты рассказала, вы все должны уехать. Если положение в семье именно такое, половинчатых решений быть не может. Твоя жизнь – уже ад, взгляни правде в глаза.

– Я знаю… Но это же нереально. Или ты считаешь, что это возможно? – В глазах появилась надежда. Отчаянная, робкая надежда, и тут же – сомнение и страх. Лида осталась прежней.

– Не вижу, почему нет, – ответил он с досадой. – Трудно – да, но реально.

Надежда в глазах Лиды снова уступила сомнению, и Александров понял, что жизнь втаскивает его в совсем новый проект, который не нужен ему совершенно.

– Короче, я все понял. Нет альтернативы, – повторил он все с той же досадой. – Не ищи ее. Ты хочешь остальную жизнь прожить так, как сейчас? Собирай документы на обеих дочерей, я через пару дней дам тебе список школ для Тани. Тани – правильно?

– Да… Маша и Таня.

– Неделю вам на обдумывание. Еще неделя – на отправку документов. Я пришлю тебе агента… консультанта… как оформить выезд детей, если отец против. Это самое непростое. Как у тебя с деньгами?

– У меня нет своих денег.

– Это я понимаю. А с текущими как?

– Да мне ничего и не нужно. Все на дом привозят…

– Это понятно, – усмехнулся Александров.

– Почему ты усмехнулся? Ты считаешь меня…

– Тебе показалось. Вот, возьми деньги. На текущие накладные расходы, которых у тебя сейчас будет много. И не придумывай лишних проблем, – Александров протянул через стол банковскую упаковку пятитысячных бумажек.

– Полмиллиона? Зачем так много?

– Останется лишнее, вернешь, – снова усмехнулся он.

Теперь и Лида засмеялась.

– Ты совсем не изменился! Совершенно не изменился… А я… постарела?

– Нет. Та же детская улыбка, та же грусть в глазах, которые я… Которая в тебе особенно привлекательна. Какая старость! Тебе тридцать девять, середина молодости! Молодец, что нашла меня.

– Ты правда не сердишься на меня?

– Лида! Еще один лишний вопрос. Ты сейчас можешь построить новую жизнь. Если бы я когда-нибудь узнал, что у тебя был этот шанс, а ты его упустила – из-за своих вечных надуманных причин, – я бы тебе этого не простил.

– Костя, мне нужно еще развестись, да? Ведь у нас нет сейчас своих средств к существованию. Я уже не говорю о колледжах и остальном. Все-таки мы не сможем уехать все вместе…

– Лида, у тебя в голове каша. Развод, тем более дележ имущества с Чернявиным? О чем ты? Ситуация и так сложная. Если ты сейчас затеешь развод, то… Ладно, опускаем аргументы. Как минимум, не управишься с отправкой Маши… Маши – правильно?…в Англию до следующего лета. Я заплачу за колледжи, деньги на жизнь в Англии у вас тоже будут. По крайней мере, на первые пару лет. А дальше будем решать проблемы поэтапно.

– Костя… Я…

– Лида, не надо ничего говорить, это лишнее. Мы достаточно ценим друг друга, чтобы считать это само собой разумеющимся.

– Спасибо, – Лида опустила глаза, ковырнула салат.

Впервые в разговоре возникла пауза. Она была громкой. Александров смотрел на Лиду и вспоминал какую-то огромную квартиру на Смоленской набережной. То ли это был Новый год, то ли чей-то день рождения. Лида стояла у окна в темно-красном платье. Александров подумал, что совсем недавно, этой весной, он размышлял, как сложилась бы жизнь, если бы его женой была Лида. Сейчас этот вопрос казался дурацким. Сложилось то, что сложилось. Их жизни разошлись, а сегодня встретились. Вообще, ничего удивительного. А пауза все не стихала…

– Лида… Посмотри на меня. Что-то еще?

– Да. Но, скорее всего, это не главное, главное мы все обсудили. Ты правда веришь, что все получится?

– Получится, мы все уже решили. Или ты не уверена?

– Уже почти уверена, – Лида засмеялась. – По-другому действительно нельзя, наверное. Нет альтернативы, ты прав.

– Так что еще? А то мне уже пора.

– Ты называешь… моих дочерей по имени и все переспрашиваешь – «правильно?». Надо же, ты только сегодня узнал про Машу и Таню. Они такие разные…

Александров махнул официанту – счет, мол. И приготовился слушать, какие разные Маша и Таня.

– Надо же… – повторила Лида, – …ты только сегодня узнал их имена. Маше уже семнадцать… Костя…

Он услышал, как напрягся Лидин голос. Она смотрела на него с какой-то непонятной болью. Господи, что там еще она придумала?

– Костя… Ты слышишь меня?

– Да, Лида, слушаю, конечно…

– Я… Костя… знаешь… Маша – она… Она твоя дочь.

– Маша? Маша – моя дочь?

Александров почувствовал, что еще минуту назад жизнь была намного проще. Лида вглядывалась в его лицо.

– Это… Наверное, это ничего не меняет… Я забеременела в феврале, перед тем как мы расстались. Поняла, когда тебя уже не было рядом. Я не могла убить ребенка. Твоего ребенка… И не хотела этого. Ты мне веришь?

Александров почувствовал злость. Не потому, что не верил Лиде, совсем не поэтому. Он смотрел в окно и лихорадочно, совершенно против воли, злясь на себя, вспоминал, как он встретил Катюню. Как сказал Лиде, что им надо расстаться. Он позвонил ей в тот день… Они встретились в парке Горького… Было солнечно и холодно, кажется, был март… Лида еще не знала в марте, что беременна? Какая разница? Как она могла ему не сказать? Тогда, потом – неважно когда? Какое право она имела не сказать ему? Получается, что он жил все эти годы… А Лида растила его дочь… Его дочь растил Чернявин!

Он перевел взгляд на Лиду. Та смотрела на него не мигая, лицо у нее пошло пятнами. Он хотел спросить… Нет, ничего не хотел спрашивать.

– У тебя есть ее фото?

– Есть, вот…

Александров смотрел на девочку в бейсболке и майке, обтягивающей плоскую грудь, и пытался представить, как сложилась бы жизнь, если бы эта девочка все семнадцать лет была его частью. Он не знал, что должен сказать и что должен чувствовать. Он просто смотрел на девочку Машу, на ее чужую улыбку. Она совсем не похожа на Сережу… А при чем тут Сережа?.. Это его дочь.

– Это Маша. Моя дочь, – он даже не удивился, насколько глупо это прозвучало. – Когда я смогу ее увидеть?

– Ты хочешь ее увидеть?

– По-моему, это естественно. Прости, я не спросил, хочешь ли этого ты. Я… я не знаю, что сказать. Прости.