Эпидемия - Дмитрий Сафонов Страница 40

– Уважаемые пассажиры! – начал он хриплым голосом.

Все знали, что будет дальше. Он начнет бить на жалость, и люди, у которых в кармане до зарплаты осталось, быть может, меньше, чем он собирает за день, станут кидать в коробочку звонкие монеты, и калека будет их сдержанно благодарить.

Банальный маскарад давно уже никого не мог обмануть. Люди прекрасно понимали, что калека – никакой не «афганец» и не «чеченец», а обычный житель Подольского интерната для инвалидов, наряженный хозяевами в военную форму, но тем не менее движимые чувством абстрактного гуманизма кидали в коробочку медяки, надеясь, что когда-нибудь им это зачтется. Когда-нибудь. Где-нибудь. Там.

Почти каждый из тех, кто подавал милостыню, знал кого-нибудь действительно нуждавшегося в помощи и заботе: будь то одинокая старушка, живущая этажом ниже, или грязный вихрастый парнишка, бегающий зимой в летних ботинках, потому что мать пропивала все деньги. Но калека в метро приходил сам. Этакое «милосердие с доставкой на дом». Бросил монетку – и удостоился благосклонного взгляда архангела Гавриила, державшего райские врата под замком.

Калека закончил прочувствованную речь и двинулся между плотными рядами, собирая привычную дань.

– Спасибо! – говорил он, чихая.

– Благодарю! – он кашлял во все стороны, разбрызгивая мелкие красные капли.

Он доехал до конца вагона. Пассажиры, стоявшие у двери, расступились, освобождая ему дорогу. Калека выкатился на станцию и понял, что войти в следующий вагон он не успеет. На это не осталось сил. Все тело болело так, словно стая диких рыжих муравьев грызла его изнутри. Шея с трудом удерживала ставшую вдруг непомерно тяжелой голову.

Но самым худшим было даже не это. Он задыхался. Он пытался выпрямиться в инвалидном кресле и глубоко вздохнуть, но легкие отзывались только натужными хрипами. Он согнулся пополам и зашелся в приступе мучительного кашля. Картонная коробка, оклеенная для крепости по углам скотчем, перевернулась и упала. Монеты со звоном рассыпались по мраморным плитам пола.

Он отхаркивал здоровенные темно-красные сгустки, и они попадали на блестевшие серебром кружочки. Потускневшими глазами он наблюдал, как кровавые капли покрывают дневную выручку. «Монеты надо собрать и вымыть, – подумалось ему. И еще: – Сегодня я уже не работник».

Ему показалось, что свет на станции стал слабеть. Постепенно, словно кто-то поворачивал ручку невидимого реостата, и все же слишком быстро.

Мозг пронзила паника. «Я задыхаюсь!»

Он пытался дышать и ртом, и носом, но ему казалось, что он с головой угодил в бассейн, наполненный горячей манной кашей.

Калека разжал руки и, не удержавшись, выпал из кресла.

От холодного пола пахло опилками и жирной грязью, впитавшейся в швы между плитами, но он едва чувствовал этот запах.

Когда через двадцать минут к нему подошел сержант линейного отдела, он был уже мертв. Распухшее посиневшее лицо покрывали красные брызги.

Охранник, стоявший на входе в шестой корпус, не обратил внимания на трех людей в белых халатах. Он даже не заметил, что у двух из них – грязная обувь и брюки, намокшие до середины голени.

Дородный мужчина с пышными усами коротко кивнул Козлову в знак приветствия и буркнул:

– Проходите!

В больнице стояла такая суета, что охраннику было не до них, ну а белый халат являлся формальным признаком, по которому можно было отличить своих.

Алексей вызвал лифт, они вошли в кабину и поехали на четвертый этаж.

– Что у вас тут происходит? – спросил Гарин.

– Что происходит? Тебе лучше знать. Это ведь ты поперся в ординатуру по инфекции и умудрился закончить ее с отличием! – ответил Козлов. – Эпидемия, брат!

– Да ладно, хватит мне тыкать моей инфекцией. Был бы ты гинекологом или урологом… А сам-то кто? «Терапевт! Работаю за еду!» – жалобным голосом пропел Гарин.

– Ну, знаешь… Терапевтам все-таки живется лучше, чем инфекционистам. Правда, не сегодня. Сам видишь…

– Эпидемия… – повторил Гарин. – Что за эпидемия, известно?

– Сказали – очень опасная.

Лифт остановился на четвертом этаже, и Козлов на правах радушного хозяина повел Гарина и Алену в ординаторскую.

Там было все, как обычно: продавленный диван с засаленной матерчатой обивкой, книжный шкаф, уставленный медицинскими справочниками и учебниками, стол, накрытый большим листом оргстекла, раковина справа от входа и скудная зелень на подоконнике.

– Устраивайтесь, – предложил Алексей и налил воды в электрический чайник. – Чай или кофе?

– Кофе, – ответил Гарин, доставая сигареты.

– А барышне?

Алена затравленно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Гарин взял ее за руку и усадил рядом с собой на диван.

– А барышне… – сказал он. – Барышне неплохо бы немного коньяку.

– О! – обрадовался Козлов. – Да она просто прелесть! Грамм сто пятьдесят – для начала?

– Наливай, разберемся, – сказал Гарин.

Алексей подошел к книжному шкафу и отодвинул стопку толстых справочников.

– Что желаете? «Курвуазье», «Ахтамар», «Реми Мартэн»? Есть «Белый аист», скорее всего, фальшивый, и загадочная «Лезгинка».

– Тоже, скорее всего, фальшивая? – уточнил Гарин.

– Обижаешь! Не «скорее всего», а наверняка!

– Тогда «Реми Мартэн», пожалуйста.

– Эх! Жаль, не успел вовремя отнести домой! – притворно сокрушался Алексей, доставая дымчатую зеленую бутылку. – Этот должен быть настоящим. Подарок от благодарного пациента. Крупнейший бизнесмен современности – держит две овощные палатки. Финансовые обстоятельства не позволяют лечить радикулит в Швейцарии, но! Соображения престижа, в свою очередь, не позволяют дарить врачу ничего дешевле, чем «Реми Мартэн». И это правильно!

Козлов ловко открыл коньяк и нашел три запыленных стакана. Посмотрел сквозь них на свет и, покачав головой, направился к раковине. Наскоро ополоснул и поставил на стол. Гарин отметил, что чище они не стали.

– За что пьем? – спросил Алексей. – Первые три тоста: за здоровье, за встречу и за прекрасных дам – я опускаю. Какой будет четвертый?

– За то, что нас пока не убили… – задумчиво сказал Гарин.

– Вот как? Тогда начнем прямо с него, – Козлов щедро плеснул в каждый стакан. – В холодильнике должна быть кое-какая закуска… Мы иногда храним в нем еду, – пояснил он, повернувшись к Алене. – Так что если кто желает… Там должен был остаться кусочек торта. «Птичье молоко». На прошлой… Нет, на позапрошлой неделе у заведующей был день рождения…

– Не суетись, выпьем так, – прервал его Гарин.

Они взяли стаканы и звонко чокнулись. Мужчины выпили до дна, Алена слегка пригубила.