Могила девы - Джеффри Дивер Страница 4

Когда ей было восемнадцать лет и она училась в школе для глухих Клерка Лорена [1], ее привез сюда сверстник — будто бы на пикник, но на самом деле для осуществления того, чего хотят восемнадцатилетние мальчишки и чего, как казалось Мелани, хотела она сама. Но когда они, захватив с собой одеяло, вошли внутрь и Мелани увидела мрачное помещение, ее охватил страх. Она выскочила отсюда и больше никогда не видела ни оставленного ею в полном недоумении парня, ни этого здания.

Но хорошо помнила его. Заброшенная скотобойня, место смерти. Место тягостное, мрачное, опасное.

И темное. Как же Мелани ненавидела темноту! (В свои двадцать пять лет, в доме с шестью комнатами, она держала пять ночников.)

Горностай распахнул дверь автобуса и вытащил за собой Сьюзан и миссис Харстрон.

Патрульный автомобиль с одним-единственным полицейским внутри остановился у въезда на поле. Коп вышел из машины, держа в руке пистолет, но окаменел, увидев, что Медведь схватил Шэннон и приставил дуло к ее голове. Восьмилетняя девочка удивила бандита — вывернулась и больно пнула в колено. Вздрогнув от боли, он стал трясти ее, пока она не перестала извиваться. Медведь посмотрел в конец поля на полицейского — тот демонстративно вложил оружие в кобуру и вернулся в машину.

Бандиты стали подталкивать девочек ко входу на бойню. Медведь ударил камнем цепь, запирающую дверь, и разорвал ржавые звенья. Горностай взял из багажника серой машины несколько больших мешков, а ее водитель по-прежнему сидел за рулем и смотрел на здание. Блики на стекле все еще мешали Мелани разглядеть его, но ей показалось, что этот человек почувствовал себя свободнее и с любопытством рассматривает башенки и темные окна.

Медведь рывком открыл дверь и вместе с Горностаем втолкнул девочек в здание. Внутри пахло пещерой, и ничто не напоминало о том, что когда-нибудь здесь обитали люди. Грязь, экскременты, плесень, гниль, распространяющая приторную вонь, прогорклый животный жир — все это било в нос. Здание представляло собой лабиринт проходов и загонов. В загонах стояло ржавое оборудование, валялись остатки старых механизмов. Под потолком висели ряды ржавых крюков. И все окружала тьма — хоть глаз выколи, как и запомнилось Мелани.

Медведь провел учениц и учительниц в полукруглый зал, выложенный плиткой. Помещение без окон пропитывала сырость. На полу и стенах темнели бурые пятна. Потертый деревянный пандус вел в левую часть помещения. Смонтированный над головой конвейер с крюками для туш исчезал справа. В центре располагался сток для крови.

В этом зале убивали животных.

Ветер холодный — разве это хорошо?

Киэл схватила руку Мелани и прижала к себе. Миссис Харстрон и Сьюзан, то и дело кидавшая на бандитов ненавидящие взгляды, обняли других девочек. Джойслин всхлипывала, близняшки тоже, у Беверли начался приступ астмы.

Восьми серым птичкам некуда лететь.

Они сгрудились на холодном сыром полу. В сторону метнулась крыса — шкура тусклая, словно старое, обветренное мясо. Затем снова открылась дверь. Мелани, защищаясь от яркого света, прикрыла рукой глаза.

Он стоял на пороге в холодном свете дня.

Низенький и худощавый.

Вдоль продолговатого лица висели блеклые, светлые космы. В отличие от других на нем была только майка с напечатанной фамилией: Л. Хэнди [2]. Но для Мелани он был отнюдь не Хэнди и не какой-нибудь Лэрри или Лу. Она почему-то сразу вспомнила актера, который играл Брута в последней постановке «Юлия Цезаря» в Канзасском театре для глухих.

Л. Хэнди положил на цементный пол два тяжелых полотняных мешка. Дверь закрылась, мертвенный свет потух, и Мелани рассмотрела его тусклые глаза и тонкие губы. Еще она заметила и поняла, что сказал Медведь:

— Какого черта? Мы отсюда ни за что не выберемся!

А затем будто ясно услышала голос Брута — такое иногда случается: глухие различают призрачные человеческие голоса, звучащие совсем не по-человечески:

— Не имеет значения. Абсолютно никакого.

Говоря это, он смотрел на Мелани, и его ледяная улыбка предназначалась именно ей. Указав на ржавые прутья, он велел двум другим мужчинам надежно запереть дверь.