Рождение звука - Чак Паланик Страница 4

– Чего пожелаете?

Уже не официантка, а актриса, играющая официантку. Незаметно проглотила жвачку и пустилась перечислять все блюда меню, словно декламировала на прослушивании.

Митци резко оборвала ее:

– Только кофе. – А потом добавила: – Пожалуйста.

Когда официантка исчезла, Шло попробовал зайти с другого боку:

– Я без ума от твоей работы. Фильм, что вышел в прошлом месяце, ну, там, где пацан полетел с верхней ступеньки и расколол череп о каменный пол… Это ведь твоя работа?

Тоже мне, пацан. Какой-то актеришка сыграл подростка, за которым носится одержимая кукла. Кукла – компьютерная анимация. Актер – почти старикашка. С лестницы полетело чучело с шарнирным скелетом в рост человека. Единственное, что во всей этой второсортной мутотени было настоящим, – звук. Смачный шлепок расколотого о каменный пол черепа, неподражаемое хлюпанье мозгов. Не просто звук, а оргазм всей сцены.

Вслух Митци сказала:

– Уронила пучок мороженого салата на землю рядом с микрофоном.

Шло недоверчиво покачал головой:

– Наших пучком мороженого салата не проведешь.

Посвященные знают: если полоску фанеры размочить в воде и высушить на солнце, то когда клей растворится, хрясни ее напополам, и вот тебе хруст ломающейся бедренной кости.

Митци пожала плечами. Она нашла наконец в телефоне звуковой файл, который так долго подбирала. Новый крик, будущее кинематографа. Игра за гранью игры.

Нестыковка портила все. Зрелищно фильмы становились лучше год от года. Компьютерная графика, цифровая анимация. Но когда дело доходило до звука, начинался полный отстой: в кадре со скачущим рысаком стучит пара кокосовых орехов. Бредет актер по снегу, а у микрофона орудуют пестиком в пакете с кукурузной мукой. В кинозале все звучит отлично, и долби, и сурраунд, но вот «кухня», где звук готовится, это просто средневековый пиздец. Лист железа сойдет за раскаты грома. Крылья летучей мыши? Быстро раскрываем и закрываем зонтик.

– Что снимаешь? – спросила Митци. Хотя она сама все увидит на экране, есть все же основные вопросы, которые лучше выяснить заранее.

За окном на парковке стоял «Порше». Шло посмотрел на «Порше» и лишь затем ответил:

– Да так, ничего особенного. Девку пырнули ножом.

Митци вынула из сумочки записную книжку с отрывными страницами. Щелкнула кнопкой шариковой ручки:

– Модель ножа?

Шло нахмурился:

– Зачем это?

Митци отодвинула пакет с деньгами обратно, откуда он появился.

Шло снова подтолкнул его к Митци, поднял палец, призывая ее к терпению, выудил из кармана телефон и принялся листать экран. Затем прочел:

– Немецкий «Лауффер». Нержавейка, эбеновая ручка. Семнадцатидюймовый разделочный нож, год производства – 1954-й. – Он поднял взгляд: – Серийный номер нужен?

Снова на сцену вышла официантка. Теперь девушка подготовилась получше: заколола волосы, открыла лицо. На губах блестела свежая помада, а на длинных ресницах густо лежала тушь. Лучась улыбкой, будто ее пригласили на повторное прослушивание, держала две чашки одной рукой; другой рукой официантка держала кофейник. Поставила обе чашки на стол одним кадром, налила кофе и покинула сцену.

Митци быстро записывала в блокнот.

– Нож остается в теле или ударов будет много?

Шло снова поднял взгляд:

– Да какая разница?

Митци швырнула толстый сверток с деньгами обратно через стол. Щелкнув ручкой, притворилась, что убирает блокнот.

Говорить этого она не стала, но когда колотых ран много, нож выходит из тела. Звук особенный. Нож работает как помпа, идет подсос крови или воздуха из раны.

Шло вернул деньги и объяснил:

– Три удара. Раз, два, три, а потом нож остается в теле.

Не отрывая глаз от блокнота, Митци уточнила:

– Где ее пырнули?

Продюсер внимательно разглядывал и блокнот, и ручку. Потом поднял чашку и глотнул:

– На здоровенной старинной кованой кровати.

Митци сердито засопела:

– В какое место на теле?

Шло посмотрел по сторонам, побагровел, глаза сузились; наклонившись через стол, шепнул ей что-то, прикрыв рот ладонью.

Митци закрыла глаза и покачала головой. Открыла глаза.

– Ты нос-то не задирай. – Продюсер гадко ухмыльнулся, открыв нижний ряд зубов. Ни коронки, ни отбеливание не сделали их менее безобразными. – Это ведь ты занималась сценой, где адские псины освежевали попа-пидора?

На них стали посматривать немногочисленные посетители.

Сценарии писала не она, но Митци не стала об этом напоминать. Кто она такая? Так, наемный работник. Чем занимается? Всего-то воплощает больные фантазии других людей.

Человек за соседним столиком расплакался. Зарылся лицом в ладони и громко, театрально разрыдался. У второго, что сидел с ним за одним столиком, лицо покрылось пунцовыми пятнами стыда. На вид этот второй был так, никто, папашка папашкой. Однако Митци его узнала.

Фостеру и в офисе не было покоя от маленьких девчонок. Третьеклашки что-то ксерили, школьницы постарше разносили почту. Он повернул экран монитора так, чтобы никто не увидел. Откуда-то из коридора, из отдаленных кабинетов доносились шепот и хихиканье, но Фостер не отрывался от своего занятия, притворившись, что пьет кофе. Отчеты о продажах лежали раскрытыми на столе. Рука всегда была начеку, палец всегда в боеготовности переключиться на экран, заполненный номерами деталей и датами поставки.

Вокруг клубился повседневный мир с обыденными заботами, а Фостер скрытно полз по страницам тайных порталов: вбивал пароли, переходил по адресам, прикрепленным к сообщениям, присланным в обмен на номер карты или за криптовалюту. Вооруженный длинным списком логинов, заходил на сайты, которые перенаправляли на сайты, перенаправлявшие на свалки картинок, где уже невозможно было отследить его адрес. И там Фостер разглядывал изображения, в само существование которых нормальные люди просто отказываются верить.

Коллега по работе из отдела контрактов просунула голову в дверь:

– Гейтс, есть минутка? Познакомься, это моя дочка, Джина.

Мамина копия, ростом ей по пояс, шагнула в кабинет.

Фостер поднял на Джину красные глаза, улыбнулся, словно загнанный депутат на личном приеме, и сказал:

– Привет, Джина.

Девочка держала в руках картонную папку для бумаг. Серьезные глаза, казалось, детально изучили весь кабинет.

– А где ваша дочка?

Мама погладила ее по головке.

– Извини, Джина считает, что у каждого должна быть дочурка, чтобы ей было с кем поиграть.