Благородный топор. Петербургская мистерия - Р. Н. Моррис Страница 39

По Апраксину двору она продвигалась со столь же несгибаемой решимостью, с какой несколько дней назад шла по Петровскому парку. Те, кто успевал ее заметить, спешили посторониться. Не успевшие отлетали от неожиданного толчка плечом или локтем, успевая затем лишь обернуться с сердитым недоумением да вполголоса ругнуть неряшливо одетую старуху со странным, истовым блеском в глазах. Внимательный взгляд мог определить, что ее застывшее в подобии улыбки лицо таит некий неизъяснимый секрет. Но что именно за секрет, щелки этих прищуренных глаз не выдавали.

Она дошла до угла рынка, где располагались торговцы иконами. При ее появлении враз оживились сидельцы в овчинных зипунах, кивая друг дружке и перемигиваясь. Было что-то неискреннее и корыстное в том, как они с напускным радушием взялись ее приветствовать. Спеша привлечь внимание и вместе с тем отбить у конкурентов, торговцы наперебой голосили: «Эй, хозяюшка!», «Матушка!» Те же, кто знал покупательницу по имени, елейно, нараспев окликали: «Зоя Николавна, а Зоя Николавна!»

Однако что сегодня, что в предыдущие дни она постоянно шла к одному и тому же из них, который привлечь ее даже особо и не пытался. А все потому, что уже сам его облик — лицо, глаза — привлекал ее, как, должно быть, влечет к себе бабочек свет ночника. Дело в том, что взгляд у него был точь-в-точь как у Христа Спасителя. И волосы длинные вьющиеся, совсем как на иконе, что у него же на прилавке, да еще и бородка такая же, слегка раздвоенная снизу. Из всех торговцев он был, судя по всему, самый молодой. Вид у него был неизменно серьезным, даже каким-то торжественным; прямое воплощение возвышенной отрешенности, подобающей его ремеслу. Дескать, святым товаром заведую, не то что вы, самоварники-аршинники: образами как блинами торгуете.

На приближение к прилавку преданной покупательницы он отреагировал всего-навсего молчаливым поворотом головы. Она же в ответ лишь что-то беззвучно прошептала.

Глазам упоительно было созерцать нарядные ряды икон, расположенных сообразно иерархии святых. В серединке, разумеется, Иисусы: Христос Спаситель, Сошествие во Ад, Бегство в Египет, Крещение Христа, а также Вход Господень в Иерусалим и Спас Нерукотворный. Рядом с Христом — иконы Богородицы (в основном, понятно, сцены из Рождества): Умиление, Владимирская Богоматерь, Суздальская, Казанская, Всех Скорбящих Радость, Богоматерь Заступница. А далее святые: Николай Угодник, Апостол Иоанн, Георгий Победоносец, Дмитрий Солунский и прочие. Мягко сияла позолота рам и самоцветные каменья в венцах наиболее дорогих икон.

Помимо тех, что выставлены напоказ, множество образов — помельче и подешевле — лежало также в больших корзинах. Руки так и тянулись потрогать их, приласкать. Зоя Николаевна даже глаза прикрыла от искушения, но все-таки не выдержала и погладила один такой лаковый образок, а затем и вовсе сунула руку вглубь корзины — так приятно было ощущать пальцами гладость красок, легкий изгиб дощечек, контуры уголков. Так бы и сунула руку в это изобилие до самого дна, или хотя бы по локоть. Наконец она, вздохнув, вынула руку и оглядела себе пятерню, словно ожидая увидеть там некое сияние, вызванное прикосновением к святости. Нет, не было сияния — ни божественного, ни какого.

А было лишь то, что молодой торговец иконами кротко и отрешенно смотрел куда-то вдаль, не обращая на чудаковатую бабу внимания, должно быть, из вежливости. Зоя Николаевна, однако, усмотрела в его взоре что-то иное, чем просто вежливое равнодушие. Смиренность и сострадание, вот что она в нем усмотрела.

Оглядывая увешанные образами стены лавки, она неожиданно увидела икону Спасителя, которую прежде здесь не замечала: вся в каменьях, нимб из нитей жемчуга с вкраплениями сапфиров и лазурита, и все это на червленом серебре. При виде такого великолепия у нее аж дыхание зашлось. Но не столько от обилия драгоценностей, сколько от того, каким контрастом на этом фоне смотрелся аскетичный образ самого Христа, облик которого — отрешенный, возвышенный — совершенно, казалось, не трогают ни земные богатства, ни мирская суета. Влекущий лик этот ввергал в сладостный трепет.

— А я… раньше эту что-то не замечала, — призналась она наконец продавцу.