Печальные песни сирен - Серж Брюссоло Страница 38

В тот же вечер — или это было завтра? — Лиз осознала, куда попала. Клан вокруг нее, казалось, отупел, расслабился в нездоровом оцепенении. Женщины клубочком свернулись подле мужчин, в глазах их застыла пустота, челюсти отвисли. И только маленькие дети сохраняли живость. Лиз глубоко вздохнула. Бронхи ее были раздражены. Она закашлялась. Удушье в легких свидетельствовало о том, что помпа возобновила «цикл углекислого газа». Лиз села и смутно вспомнила, что участвовала в каком-то спортивном забеге, но детали оставались расплывчатыми, как контуры забытого сна. С огромным усилием она старалась сообразить, разговаривала ли с шефом клана. Интуитивно Лиз чувствовала, что это так. Но разговор казался туманным, нереальным.

Она встала, пересекла бидонвиль, экономя движения. Сердце ее трепыхалось, замирая в груди. Лиз нашла мальчика возле мумий; он сидел на корточках среди банок с ваксой. Мальчик не поздоровался с ней. Она испугалась, что он ее не узнает.

— Как дела? — спросила Лиз, подбирая полировочную тряпочку.

— Да что уж там, — буркнул он. — Сегодня время голубой крови, вчера было время красной. Это тяжело, но такова жизнь. Нельзя же постоянно веселиться.

«Время голубой крови…» Выражение позабавило девушку. Здесь кровь, перегруженная углекислым газом, обедненная. В учебниках естествознания она называется «голубой», хотя это не имеет отношения к аристократизму. Голубая кровь — это загрязненный поток, нездоровый, отягощенный отбросами дыхания тканей. Эту кровь должны очищать легкие.

— Будем работать? — спросила Лиз, готовая до блеска полировать кожаные трупы, прислоненные к стенке.

— Может, хочешь прогуляться? — поинтересовался ребенок. — Пойдем. Все дрыхнут. Чего ради работать за других? Пойдем!..

Он приподнялся, опершись на плечо Лиз. Пальцы его были липкими от ваксы.

Встав на ноги, он взял Лиз за руку и приступил к обходу зала. Они обогнули хибарки, дошли до бахромчатой границы затвердевшего ила. Лиз поставила ногу на твердую волну. Ее красновато-коричневый цвет вызвал в памяти глиняные цветочные горшки. Пальцы коснулись шершавой поверхности. Илистый поток поглотил телефонную будку, раздатчик билетов.

— Под ней есть мертвые! — сообщил мальчик. — Под коркой. Десятки человек!

Подтверждая свои слова делом, он стукнул по волне пяткой. Раздался приглушенный звук.

— Перед тобой зал, — сказал мальчуган, — он разделен на кварталы. В каждом квартале есть вентиляционная труба, но она неважно работает. Первый Класс присвоил им номера в зависимости от качества выходящего воздуха. Первая, вторая, третья, четвертая, понятно? Труба № 1 дает много углекислого газа, труба № 2 — несколько меньше, труба № 3 — чуть-чуть кислорода, труба № 4 — много кислорода…

Ему не хватало словарного запаса, но девушка догадалась, что иерархия клана основана на чистоте воздуха, поступающего из различных отверстий. Те выжившие, которые находились внизу социальной лестницы, имели право только на территории с негодным для дыхания воздухом. Правящий класс, напротив, занимал зоны, куда кислород поступал в разумных пределах. Капризы неисправной помпы таким образом поделили плененное микрообщество ограниченного пространства, как настоящий город. Топография соответствовала находившимся в зале массам воздуха, более или менее насыщенного кислородом. Низший класс не имел доступа к комфортабельно вентилируемым местам. За малейшую ошибку или проступок привилегированного члена клана могли сослать в зону, «не годную для дыхания». Таким образом, в этом месте, преданном забвению, воздух имеет ту же ценность, что и деньги. Неодинаково засоренные фильтры разграфляли под сводом богатые пространства и пространства бедные…

— Когда спрут в настроении, он извергает кислород на всех, как это произошло вчера, — заключил мальчик. — Но так не часто бывает. А когда случается, это праздник. Без этого не было бы драк, уверен.

Они продолжили прогулку. Там, где Лиз находилась, она могла досконально осмотреть центральный цилиндр. Эрик Шафер все еще подпирал спиной бронированную дверь. Двое мужчин беседовали с ним.

— Если однажды помпа потеряет мощность, воздуха на всех не хватит, — пояснил мальчик, — придется приносить жертвы.

— Жертвы? — переспросила девушка, и мороз пробежал у нее по коже.

— Да, убрать мужчин! Первый Класс говорит, что начнут со стариков, поскольку они стали полными кретинами от отравления газом. Они все равно не выживут. Все они написали свои имена на билетах метро. Когда придет день, Первый Класс положит билеты в свою фуражку и наугад вынет несколько имен. Все означенные будут умерщвлены. Задушены подушками!

— Ты постоянно говоришь об отравлении газами, — заметила Лиз, — тебе известно, что это такое?

— Ну да, это такая штука, которая пожирает мозг. Сигары тоже так делают.

— Сигары?

— Ну да. Есть два коридора, заваленных илом. Оттуда идет отвратительный запах. Если подойти к первому, начинаешь смеяться. У второго ощущаешь дикий страх. Порой, когда в племени совершается преступление, Первый Класс приговаривает преступника к изгнанию в коридор страха. Его связывают и подталкивают палками. От страха он умирает.

— Ты покажешь мне? — попросила Лиз. Малыш раздраженно топнул ногой.

— Не надо туда ходить, — отчеканил он, — это опасно! Коридор смеха — это для одуревших от наркотика. Они там смеются до тех пор, пока не сойдут с ума. Они даже забывают есть и пить. Иногда они умирают от голода, даже не заметив этого.

— Покажи мне!

Он уступил, поманил Лиз пальцем и показал ей облицованный коридор, наполовину заполненный илом. Лиз прищурилась. Она сразу различила стальной баллон, снабженный манометром. Что-то вроде торпеды цвета хаки. Стальной цилиндр — «сигара» — стоял вертикально в отвердевшем иле.