Бангкокская татуировка - Джон Бердетт Страница 38

— Давай купим несколько штук, а продавать будем по сотне — и то дешево.

— Признаемся, что они поддельные?

Подруга задумалась.

— Придется. Все знают, что мы сюда ездили.

— Зато не знают, сколько здесь стоят такие часы. Скажем, что купили за девяносто и хотим наварить только десять процентов.

Согласный кивок.

— Точно. Откуда им знать.

Клуб «Принцесса» находился на боковой улочке, плотно забитой людьми. Нам пришлось пробираться между грузных белых тел, а затем поработать локтями в баре, который тоже оказался переполнен. Мамасан немедленно узнала Викорна, и на ее лице появилось совсем иное выражение — вовсе не то упрямо-онемевшее, каким она встречала клиентов. Полковник был не только сказочно богатым человеком и владельцем клуба, но сеньором, господином, дающим ей, ее пожилой матери и подростку сыну еду, жилье и уважение. Их отношения выходили за рамки чисто денежных. Даже когда она уйдете работы, хозяин продолжит содержать ее в достатке и почете — их зависимость была обоюдной. Мамасан приветствовала Викорна традиционным поклоном и сделала реверанс; он в ответ кивнул и улыбнулся, и все это через море пьяных красных рож и устремленных на сцену глаз.

Позволяется ли девушкам в том или ином клубе танцевать без лифчиков или полностью обнаженными, зависит от прихоти контролирующего улицу полковника полиции. Эта улица не принадлежала Викорну, но в клуб «Принцесса» никто бы не сунул носа, и поэтому девушки выходили на сцену без лифчиков. Они не трудились их надевать и когда спускались к клиентам в зал, но при этом всегда владели ситуацией. Странно, что эти белые мужчины, все в татуировках, с пирсингом, подогретые спиртным так, что их можно было принять за варваров, решивших отдохнуть от разграбления Рима, не осмеливались лапать мелькавшие перед глазами юные соблазнительные груди. А если решались, то исключительно с согласия владелиц, что стоило пару порций выпивки.

Мамасан жестом пригласила нас наверх, и, с трудом протиснувшись сквозь дикие орды в глубину бара, мы поднялись на два пролета по лестнице в гостиную, где полковнику уже накрыли ужин. Оба, как нас воспитали, сели, скрестив ноги, у низкого, не выше скамейки, стола, на котором уже стояли тарелки с ям мет ма муанг химафаан (ям [36]с орешками), наам фрик нум (северное блюдо из перца чили с баклажановым соусом), мианг хам (имбирь, шалот, арахис, кокосовые хлопья, лайм и сушеные креветки), виски «Меконг» с чут (лед и половинки лайма, измельченные в миксере) и фат фет (жаренные в масле острые специи).

Стоило нам расположиться, как появились две танцовщицы — уже в лифчиках и майках — и спросили, что мы желаем пить, кроме виски. Викорн попросил пару пива и холодное новозеландское вино (моя заслуга — несколько лет назад я приучил его к вину, и теперь он не может обходиться без него за едой). Прожевав, я спросил его, знает ли он, какую смерть принял Митч Тернер.

Полковник посмотрел на меня как на слабоумного, которому срочно требуется помощь.

— Какая разница? Мы имеем дело с театром, а не с реальностью. Фаранги махнули рукой на реальность, когда изобрели демократию, а затем добавили к этому телевидение. Что почем, диктуем миру мы. Веди себя правильно, и будешь счастлив. А коли не хочешь… — Он развел руками, давая понять, как непредсказуемо трагически может обернуться жизнь для тех, кем руководят другие принципы.

Девушки принесли зеленый карри с перцем чили, вино в алюминиевом ведерке со льдом, жаренные в масле овощи, том ям, капустный сыр, острый салат с утиным мясом, черный перец и кай яанг — ломтики зажаренного на гриле цыпленка.

— И что же считается хорошим поведением? — спросил я, одновременно успокоившись, чувствуя раздражение и наслаждаясь хорошей пищей.

Викорн сделал жест, который можно было бы принять за непристойный, если не знать, что босс родился в деревне. На самом деле он изобразил, будто ловит рукой рыбу. В детстве это было его любимым занятием. Оно требовало невероятного терпения. Приблизиться на нужное расстояние и ухватить рыбу под брюшко — только полдела. Так поступают одни глупцы: ловят и тут же теряют добычу. Умные затягивают охоту — сначала гипнотизируют рыбу и только потом нападают. Для этого требуется такое же холодное сердце, как у рыбы.

— Что вы от меня хотите?

— Сосредоточься. Скоро явятся наши друзья из ЦРУ. Следи, куда указывают дорожные знаки, и держи рот на замке. Тебе же первому не понравится, если они увезут Чанью в Гуантанамо. [37]

— Не осмелятся.

— А почему бы и нет? Тернер следил за нашими мусульманами. Его убили. Это сделала она. Ее бросят за колючую проволоку, где Чанья будет гнить до конца жизни или пока не сойдет с ума.

Викорн посмотрел на меня пронзительным взглядом. Я понимал, что он играет со мной в трехмерные шахматы и, кажется, на всех уровнях успел объявить мат. Но ему что-то требовалось, иначе он не пригласил бы меня на ужин.

— Если будешь паинькой и ограничишься делом Митча Тернера, я скажу тебе, каким образом моя поездка в Индонезию оградит от неприятностей Чанью. — Его жестокость меня покоробила. Он склонился ко мне. — Думаешь, ты хитрее всех, а другие ничего не замечают? Ты влюбился в эту шлюху в тот самый день, когда она поступила к нам на работу. Я это знаю, твоя мать это знает, безусловно, знает и она, а значит — все остальные девушки.

Я предусмотрительно молчал, а когда решил, что время пришло и настал момент проявить со своей стороны коварство, спросил:

— Как поживает миа ной?

— Которая? — На лице выражение наигранного безразличия.

— Четвертая. Та, что живет в имении в Чиангмай.

— Ах она… — Викорн нахмурился. — С ней все в порядке.

На мгновение мне показалось, что я его достал. Но он недаром служил полковником полиции и не жаловался на нервы. Широко улыбнулся и, блестяще подражая своей пассии в пароксизме гнева, заговорил пронзительным голосом: «Дерьмо! Я отдала тебе лучшие годы жизни, а ты не ценишь! Держишь меня в этой глухомани, хотя я могла бы жить в Бангкоке. Зачем я тебе понадобилась? В качестве трофея? Целый месяц меня не трахал — тело только зря пропадает! Уж лучше работать проституткой, чем оставаться твоей собственностью! Думаешь, что сейчас средние века? Хоть бы дал приличных денег! Только потому, что я не хочу иметь от тебя детей, наказываешь меня — сослал сюда и оторвал от всех и всего, что мне нравится. Будто у тебя мало детей! Вот закручу любовь с одним из твоих охранников — будешь тогда знать! Я — молодая женщина, а ты ни на что не способный жалкий старый хрыч. Говори что хочешь, все равно сделаю у себя на заднице большущую татуировку и повешу серебряное кольцо на лобок! Пусть мужчины валяются у моих ног…»

Что мне оставалось? Я согнулся пополам и поперхнулся от смеха: казалось, что она сидит с нами за столом.