Маски иллюминатов - Роберт Антон Уилсон Страница 38

Прочитав об этом, сэр Джон невольно улыбнулся. Судя по всему, этот судебный процесс все же превратился в фарс, несмотря на все старания судьи. Так, Матерс на перекрестном допросе был вынужден признать, что иногда объявлял себя новым воплощением короля Чарльза I. Кроули же, давая показания, назвал себя величайшим альпинистом всех времен и народов.

Истинность последнего утверждения вызвала у сэра Джона справедливые сомнения, поэтому он немедленно отправился в Альпийский клуб. Члены клуба охотно и не без злорадства эти сомнения подтвердили. «Алистер Кроули, — сказал ему мистер Мортимер, секретарь клуба, — величайший хвастун всех времен и народов. Наш клуб не засчитал ни одного совершенного им восхождения». Впрочем, дальнейшее расследование и здесь выявило противоречия, которые, казалось, для жизни Кроули так же естественны, как туман для лондонских улиц. Выяснилось, что вражда между Кроули и Альпийским клубом началась еще в 1890-х годах, при этом стороны так часто обвиняли друг друга во лжи, что установить истину уже было практически невозможно. Тем не менее, Мортимер обронил фразу, которая позволяла предположить, что успехи Кроули в скалолазании не так уж незначительны. По его словам, лучший альпинист Германии Оскар Эккенштейн часто называл Кроули своим единственным достойным соперником. «Но, — поспешно добавил Мортимер, — Эккенштейн немецкий еврей, к тому же имеет зуб против нас, поэтому нет ничего удивительного в том, что он поддерживает Кроули».

После визита в Альпийский клуб сэр Джон решил навести справки о своем таинственном противнике среди людей, знающих лондонский свет как свои пять пальцев.

— Кроули, конечно, плут, но очень обаятельный, — сказал ему Макс Бирбом. — Я бы не назвал его негодяем, однако он прилагает немало усилий для того, чтобы произвести именно такое впечатление.

— Да? — с сомнением переспросил сэр Джон. — А в чем, по-вашему, разница между плутом и негодяем?

— Плут, — безапелляционно заявил Бирбом, — в грош не ставит мораль, но у него все же есть хоть немного чести. У негодяя же нет ни морали, ни чести.

— Гм, теперь я, кажется, понимаю, — сказал сэр Джон, по-прежнему ничего не понимая. — А не могли бы вы привести мне какой-нибудь пример плутовства Кроули?

Бирбом захихикал.

— Примеров сотни, но один из них нравится мне особенно. В Париже есть памятник Оскару Уайльду, созданный одним очень талантливым молодым скульптором, Якобом Эпштейном. Французы, видите ли, решили показать всему миру, что относятся к сексуальной ориентации Уайльда более терпимо, чем мы, англичане, и признают гениальную личность, каковы бы ни были ее пороки. — Он снова хихикнул. — Но когда Эпштейн закончил статую, оказалось, что их терпимость тоже имеет границы. Дело в том, что Эпштейн изваял Уайльда голым. Учитывая… э-э-э… репутацию Уайльда, это было, пожалуй, чересчур, но французы не могли, обидеть Эпштейна и отказаться от статуи, да и заказ уже был оплачен. Тогда они наняли какого-то мастерового, чтобы тот прикрепил к… э-э-э… срамному месту статуи фиговый лист. И как вы думаете, что сделал Кроули? Ночью он пробрался в парк и с помощью молотка и зубила отбил от статуи этот лист. Чтобы сделать скандал еще более громким, он в ту же ночь возвратился в Лондон и появился в «Кларидже» с этим фиговым листом на своих штанах! — Теперь уже Бирбом расхохотался. — Вот это я называю плутовством, так как не вижу тут никакого негодяйства.

Мнение прекрасной Флоренс Фарр, самой известной актрисы Лондона, было таким же неоднозначным, как и мнения литературных критиков. «Десять лет назад, — сказала она, — когда я часто виделась с Алистером, он был самым красивым, самым остроумным и самым блестящим молодым человеком в Лондоне. Но в то же время он был самым отъявленным хамом и мерзавцем из всех, кого я знала. Судя по тому, что я о нем время от времени слышу, эти противоречия в нем постоянно усиливаются. Он либо закончит свою жизнь на виселице, либо станет святым».

Виктор Нойбург — молодой поэт, которого Кроули, по словам Джоунза, однажды превратил в верблюда, — вообще не захотел встречаться с сэром Джоном. Вместо этого он прислал свою визитную карточку, на которой бисерным почерком написал: «Ни один человек на свете не понимает и не способен понять Алистера Кроули, но тот, кто дорожит своим рассудком, ни за что не станет с ним связываться».

Писатель Ричард Олдингтон был резок в своей оценке: «Роден называет Кроули величайшим из ныне живущих поэтов, но, боюсь, он говорит так только потому, что Кроули посвятил его скульптурам целый сборник стихов. Лично я не переношу поэзию Кроули и считаю ее слишком викторианской, многословной и напыщенной. В ней нет ничего современного».

Джеральд Келли, самый модный художник Англии, которого, по слухам, вот-вот должны были избрать в Королевскую академию изящных искусств, сказал: «Прошу извинить меня, сэр Джон, но я не стану обсуждать с вами Алистера Кроули, ибо он, как вам, наверное, уже известно, был моим шурином. Скажу вам только одно: когда моя сестра наконец с ним развелась, я не особенно горевал».

Математик Бертран Рассел был точен, как и подобает ученому: «Я еще никогда не встречал любителя, который разбирался бы в современной математике так же хорошо, как Алистер Кроули. Однако в остальном его мозги — это болото сентиментального мистицизма. Я слышал, что он отлично играет в шахматы, поэтому вам стоит заглянуть в Лондонский шахматный клуб».

В Лондонском шахматном клубе сэр Джон нашел немало поклонников шахматного таланта Кроули, и все они выражали сожаление по поводу того, что он уделяет игре так мало времени. «Он мог бы стать гроссмейстером, — с грустью заметил один из членов Клуба, — если бы не разменивал себя на такие глупости, как скалолазание и поэзия, и не ездил на Восток притуплять свой ум индусскими суевериями».

«Алистер, — сказал другой любитель шахмат, — единственный из известных мне шахматистов-любителей, который может выиграть вслепую почти все или даже все партии в сеансе одновременной игры на нескольких досках. Вообще, — он понизил голос, — у него был один фокус, который всем нам казался настоящим волшебством. Иногда он приглашал к себе какого-нибудь шахматиста, расставлял фигуры и удалялся в спальню с одной из своих любовниц. Оттуда он выкрикивал ходы, и неизменно выигрывал. По его словам, этим он хотел показать нам, что такое настоящая концентрация».

Сэр Джон густо покраснел и воскликнул: «Как можно так неуважительно относиться к женщине!»

«Видите ли, — сказал шахматист, подмигивая, — судя по звукам, которые доносились из спальни во время игры, леди в это время получала огромное удовольствие, причем несколько раз подряд».

Сэр Джон вышел из шахматного клуба, поражаясь тому, как хорошо лики дьявола скрыты от непосвященных. В том, что казалось этим шахматистам вульгарными трюками и умственной гимнастикой, любой, кто знаком с черной магией, сразу же распознал бы нечто гораздо худшее: Кроули таким образом готовил себя к ритуалу Пана. В этом ритуале длительное сексуальное наслаждение используется для того, чтобы возбудить все чувства и открыть дверь в астральный мир.

В конце дня сэр Джон совершил поход по книжным магазинам. после долгих и безуспешных поисков ему наконец-то улыбнулась удача: в одном из магазинов он увидел «Книгу четыре» — одно из скандальных творений Кроули. Надпись на первой странице гласила, что эта книга просто и доступно объясняет все таинства йоги и магии. Сэр Джон расплатился и поспешил на вокзал, так как ему не терпелось познакомиться с «Книгой четыре» поближе.