Янтарные цветы - Джулия Хиберлин Страница 37

Однако дом стоял пустой и сонный. В три часа дня? Ни одной машины на подъездной дорожке, шторы задернуты – такого вообще никогда не бывало. Я могла бы оставить коробку на крыльце и убежать, но вместо этого отперла калитку и с любопытством заглянула на задний двор. Сразу заметила маленькое море желтых цветов и разозлилась еще больше: как она могла их оставить?! Я тут же бросилась прочь, а спустя две недели на лужайке появилась табличка «Продается». Беллы исчезли, ни с кем не попрощавшись.

«Отпусти ее», – посоветовал отец.

– Я пошла вернуть ей кое-какие вещи и заметила рудбекии, – говорю я Биллу, одновременно растирая виски кончиками пальцев. – Можете считать меня ненормальной – разрешаю. Поехали отсюда. Простите, что зря побеспокоила.

Он встает и рывком поднимает меня на ноги, после чего говорит то, чего я никак не ждала:

– Ну, раз уж мы все равно приехали – давайте проверим.

На третий стук к двери подходит тучная тетка с короткими всклокоченными волосами. Она подозрительно косится на нас в щель, как на техасских либералов, а затем тычет пальцем в табличку под почтовым ящиком: «Мы нищие. Мы не ходим на выборы. Мы уже нашли Иисуса в своем сердце. И зарядили винтовку».

Билл, не обратив никакого внимания на табличку, протягивает руку хозяйке дома:

– Здравствуйте, мэм. Меня зовут Вильям Хастингс, а это – Тесса. В вашем доме раньше жила ее близкая подруга. Они очень любили играть на заднем дворе, и сейчас Тесса хотела бы туда заглянуть – поностальгировать немножко. Вы позволите?

Дверь открывается чуть шире, но это явно не приглашение войти. Хозяйка поддает ногой жирного рыжего кота, который никак не может решить, выходить ему на улицу или нет. Женщине около сорока пяти лет, узкие джинсовые шорты малы ей на пару размеров, но ноги на удивление тощие. Наверняка именно худые ноги позволяют ей без зазрения совести каждый вечер надираться пивом.

Она стоит босиком. Большие пальцы ног заклеены пластырями. Груди – длинные плоские блины – заправлены в короткую майку. На левом плече красуется татуировка с алыми розами. Большая. Чтобы такую набить, нужно много времени и терпения.

– Не-а, не позволю.

Протянутую руку она не пожимает, зато косится на шрам у меня под глазом. Во взгляде мелькает тень уважения – наверно, приняла меня за свою.

– Вот интересно, миссис?..

– Гибсон. Хотя вам незачем знать мое имя.

Билл показывает свое адвокатское удостоверение.

– Интересно, миссис Гибсон, не пренебрегаете ли вы своим гражданским долгом – на суде в качестве присяжной давно были? У меня есть друзья, которые с удовольствием посмотрят, когда вы там последний раз появлялись.

– Сукин сын, – злобно бормочет она. – Пять минут, ясно? Вон там калитка во двор, только потом закрыть не забудьте. У меня собака.

– Отлично сработано, – восхищенно говорю я Биллу.

– Мне не впервой.

Тот же старый забор из сетки-рабицы окружает задний двор – впрочем, он теперь покрыт плотным слоем ржавчины. Амбарный замок открывается далеко не с первого раза (я вспоминаю, как мистер Белл любовно смазывал его машинным маслом).

Дворик совсем крохотный и битком забит пластиковыми сооружениями. В правом углу – сарай с искусственной черепицей (версия «люкс» с пластиковой клумбой, про которую явно никто не вспоминал много лет). На бетонной плите заднего крыльца стоит грязная белая конура с красной крышей.

На столике для пикников, который раньше помещался прямо под красным дубом, теперь громоздится статуэтка белоголового орлана с расправленными крыльями. Трава высокая и щекочет мне ноги, словно десяток пауков-сенокосцев. Может, это они и есть. Я спотыкаюсь о пластмассовую пожарную машину, превратившуюся в горшок для сорняков.

Билл наступает в огромную собачью какашку и громко чертыхается.

Мы останавливаемся и с опаской смотрим на собачью будку – в такой без труда поместился бы двухлетний ребенок. Билл присвистывает. Собака поднимает нешуточный гам в доме. Как знать, может, миссис Гибсон уже заряжает дробовик.

– Ну, где искать?

По тону Билла ясно, что пылу у него поубавилось. Зря, зря я ему позвонила!

Показываю пальцем на дальний левый угол двора. Хоть он и зарос сорняками, как облезлым ковром, маленький холмик все еще видно. Мистер Белл его называл Травянистым Холмиком в честь места, с которого, предположительно, в Кеннеди стрелял второй убийца. Лидия, кстати, унаследовала его привычку всему и вся давать прозвища.

Билл идет следом за мной, приволакивая левую ногу и пытаясь соскрести с подошвы собачью какашку. Я резко останавливаюсь и начинаю дергать траву.

– Вы что творите? – Билл оглядывается на дом. Прополка обнажила небольшую металлическую дверь в склоне холмика.

Ржавый замок на ней наверняка развалится на части от легчайшего пинка. Меня так и подмывает проверить.

– Это старое штормовое убежище, построенное в 30-х – вместе с домом. Семья Лидии никогда им не пользовалась. Миссис Белл считала, что торнадо лучше пережидать, сидя в горячей ванне, а не в темной яме с ядовитыми пауками.

– А цветы где росли?

– Прямо на холме. Бетон всегда был прикрыт слоем земли, на котором раньше росла трава.

– Лопату вы, конечно, не захватили, – бурчит себе под нос Билл. Он пытается сложить в голове кусочки головоломки, но самый большой я припрятала. – Думаете, убийца оставил вам что-то… в убежище?

Я представляю, как Чарли сейчас трясется в автобусе с командой визжащих волейболисток – они едут на матч в Вако.

Ради визита сюда я пропустила ее игру.

– Да. – Я кладу два пальца на запястье и проверяю пульс, как всегда делала моя подруга. Сердце бешено стучит. – Прошлой ночью мне приснилось, что внутри – Лидия. Что цветами поросла ее могила.

Тесси, 1995

– Тебе снятся кошмары?

Сегодняшний настрой врача – серьезный и сдержанный – свидетельствует о том, что он вновь принялся за свое. Я так и представляю, как незадолго до моего прихода он тыкал пальцем наугад в свою Книгу Психологических Фокусов. Она, наверное, толщиной с буханку хлеба, в потертом бархатном переплете и с пожелтевшими от времени страницами. Внутри – десятки тысяч бесполезных заклинаний.

– Дайте-ка подумать, – говорю я. Новая фразочка в моем арсенале «конечно» и «почему бы и нет», призванном как можно скорее избавить меня от этих разговоров на диване.

Я могла бы сказать, что минувшей ночью видела сон – не страшный, зато с участием его дочери, Ребекки. В этом сне я, как обычно, лежала в могиле с Сюзаннами, а Ребекка смотрела на нас сверху, бледная и красивая, в цветастом платье моей мамы. Потом она упала на колени и протянула мне руку. Ее волосы со старомодными тугими локонами пощекотали мое лицо. Пальцы были раскалены добела. Я проснулась от чувства жжения в руке и еще долго не могла отдышаться.