Западня - Китти Сьюэлл Страница 37

Давид остановился возле дома и задумался. Обратно возвращаться далеко, к тому же ему так хотелось выпить большой стакан (и не один) горячего пунша, который его обычно ждал. Торн съежился возле машины, и Давид пощелкал пальцами, надеясь подозвать бедного пса к себе. Интересно, его только что выпустили или ему пришлось провести на улице всю ночь? Возможно, Торн побаивался Шейлы. Собаки обычно очень восприимчивы к неискренности.

Давид замер, когда услышал скрип двери, а потом хриплый голос Шейлы:

— Я тебе понадоблюсь.

— Нет, — голос Иена был очень напряжен. — Неужели ты не слышишь? У меня нет больше денег.

Шейла раздраженно повысила голос:

— Ты говорил мне то же самое прошлый раз! Ну хорошо, тогда и ты больше не получишь. Мне это не нужно, это слишком сложно.

— Я должен рискнуть, Шейла. Я должен постараться на этот раз.

Давид стоял неподвижно. Шейла его не заметила, когда садилась в машину. Как всегда, она была одета совершенно не по погоде: сексуальные облегающие брючки, курточка из овечьей шкуры по пояс, изящные кожаные сапожки. Ни шапки, ни шарфа, ни перчаток. Машина завелась без проблем, и она сердито увеличивала обороты двигателя. Но потом замерла, глядя куда-то вниз, на свои колени. Вдруг она закрыла лицо руками и сгорбила плечи. Кажется, она расплакалась. Было что-то очень трогательное в ее позе. Оказывается, ей все же не чужды обычные человеческие чувства! Сейчас она переживает какой-то кризисный период, более сложный, чем просто беременность. Хотя, возможно, это и обычная неуравновешенность. Однако на работе она никогда не снимала маску, какие бы внештатные ситуации ни происходили.

Давид внутренне съежился, представив, каково будет Шейле, если она узнает, что он стал свидетелем ее страданий. Он не шевелился, боясь быть замеченным. Прошла минута, Шейла вытерла слезы тыльной стороной ладони, аккуратно сдала назад и исчезла на дороге в город.

Что за дела они обсуждали? Иен будет лишен… чего? Уж точно не ее сексуальной благосклонности. Он не будет переживать по этому поводу. А может, и будет. На самом деле все могло быть совсем не так, как казалось на первый взгляд.

Давид подождал пару минут, потом подошел к двери. К Торну вернулась привычная живость, он восторженно прыгнул на Давида, и тот с хохотом упал навзничь. Длинный влажный язык добрался до лица, все еще закутанного в капюшон.

— Что там у вас произошло? — спросил гость Иена, после того как избавился от множества одежек и плюхнулся перед печкой со стаканом пунша в руке. Большая желтая собака улеглась у его ног. — Я как раз подходил и не мог не услышать, что Шейла говорила на пороге.

Иен, казалось, рассердился, что их разговор услышали. Глаза его сузились, и он внимательно глянул на Давида:

— Я поселился здесь, на отшибе, специально для того, чтобы меня не подслушивали.

— Хочешь, чтобы я проваливал? — предположил Давид, пытаясь сдержать улыбку.

Иен криво ухмыльнулся:

— Нет, не проваливай. Мне не с кем будет пить. — Он потрепал пса по заду. — Торн не переносит алкоголь. В этом он слабак.

Иен о чем-то довольно долго размышлял, выкуривая одну сигарету за другой. Вдруг раздался резкий грохочущий звук. Давид в панике уставился вверх.

— Тепло поднимается, — объяснил Иен, продолжая смотреть в приоткрытую дверцу печурки. — Последний зимний снег скатился с крыши. — Он зажег еще одну сигарету и глянул на Давида из-под спутанных нечесаных волос на лбу. — Думаю, тебя она не просила?

— Шейла? — Давид был застигнут врасплох. — Я так понимаю, это довольно распространенная практика… на поздних сроках.

— Это она так сказала?

Они неуклюже помолчали, и оба одновременно наклонились погладить Торна. Тот лениво приоткрыл один глаз и тут же снова счастливо его захлопнул. Давид колебался. Возможно, Шейла просила и Иена провести аборт, но ему не следовало обсуждать проблемы пациентки, тем более что она была их коллегой. И все же алкоголь сделал его беспечнее, к тому же его разбирало любопытство.

— Я не понимаю, почему она так не хотела поехать и сделать его в другом месте.

— Так, она тебя все-таки просила!

— Я просто отказался. Ты же знаешь, я терпеть не могу аборты.

Иен пожал плечами:

— Ну, теперь она передумала. — Он затянулся сигаретой. Пальцы его уже пожелтели от табака. — Она оставляет ребенка.

— Ты шутишь?

— Она уже делала не один аборт и, думаю, рассчитывает на нынешнего бойфренда. Он довольно солидная добыча. Симпатичный, куча денег, никогда не был женат, никакого интеллекта. На мой взгляд, ей было бы лучше с Хоггом. Он влюблен в нее с первого взгляда на ее мраморные груди, то есть уже больше шести лет. И деньги у него есть, и Аниту свою он бросит, как ненужную вещь, стоит Шейле только сказать.

— Интересно… Так, может… Так Хогг и она?..

— Откуда я знаю? — засмеялся Иен — Не думаю, что ему часто перепадает. Она это наверняка строго дозирует. У него, конечно, много достоинств, но он точно не половой гигант.

Давид протянул свой стакан за добавкой.

— Ты знаешь, я иногда не могу понять жителей этого города. Неужели у них совсем нет моральных норм? Шейла, кажется, совершенно спокойно жонглирует своими кавалерами. Бог ты мой, вот уж действительно дрянная девчонка. Безнравственная. Такие нечасто встречаются. Я не могу не восхищаться ее нахальством. Мне и самому бы следовало этому научиться, в разумных пределах, конечно.

— Поверь мне, она не дрянная, она хороша, дьявольски хороша.

— Нет, она все же дрянь! — настаивал Давид. Он согрелся и разомлел от горячего виски.

— Да уж, — зло фыркнул Иен, — ты бы с удовольствием погрузил свое достоинство в ее коварную плоть! И она знает это. Не переживай, мы все через это прошли.

— Исключено! — Давид заколебался, пытаясь разобраться, есть ли хоть доля истины в словах Иена. — Мне нечем гордиться, но, когда она пришла просить меня об аборте, мы страшно поскандалили и я влепил ей пощечину. Не могу поверить, что сделал это, но она первая на меня напала, и я просто потерял над собой контроль. Я уже ждал, что меня арестуют, но думаю, у меня есть смягчающие обстоятельства — я действовал в пределах самообороны.

— Правда? — Иен старался выглядеть озабоченным, но в его глазах светилось восхищение. — Не могу себе представить, что ты мог ударить женщину, да еще и беременную! Ты же у нас такой кроткий!

— Ой, ради бога!.. Я не хотел, но она пыталась выцарапать мне глаза.

Иен подул на кончики пальцев, а потом потрусил кисть, как будто обжегся.

— Ты пожалеешь об этом, — он откинулся на стуле и зажег следующую сигарету. Иен выглядел нездоровым, как это часто с ним случалось. Его юношеские черты покрылись морщинами, производя парадоксальное впечатление. Когда он заразительно смеялся, в нем проступало что-то от проказливого мальчишки, полного жизни, но в задумчивости он скорее походил на человека, склонного к саморазрушению, очень одинокого, отстраненного от всех. Давид пристально разглядывал его и понял, что он совершенно не знает этого человека. Он ничего не знал о его прошлом, кроме того что его родители погибли в страшном пожаре; не знал, откуда он приехал и почему. Иен никогда не говорил о себе и всегда избегал личных вопросов. Но Давид знал наверняка, что Иен был единственным человеком в Лосином Ручье, который мог стать настоящим другом. По этой причине Давид был готов простить ему и плохое настроение, и грубость, которую тот периодически проявлял.