Ночь Томаса - Дин Кунц Страница 37

— А моя партнерша? Аннамария?

— Она — твоя подружка.

— Нет. Просто мы вместе работаем.

— Тогда скажи нам, где она, и мы этой ночью ее убьем. Пропустим тело через мясорубку, фарш выбросим в море, и от нее ничего не останется.

— Давайте так и сделаем.

— Быстро ты, однако, все решил.

— Я не вижу альтернативы, потому что не отдам ей часть своей доли.

— Для этого нет причин.

— В некоторых, очень даже хороших частях света двадцать пять миллионов больше, чем сто миллионов здесь.

— Будешь жить, как король, — согласился чиф, доев батончик. — Итак, мой новый богатый друг, как тебя зовут?

— Гарри Лайм.

Он протянул руку. Я наклонился над столом, пожал ее.

Не перенесся обратно в сон. Вероятно, такое происходило только при первом контакте с одним из заговорщиков.

— Я собираюсь поговорить с денежным мешком, закрыть сделку, — чиф пристально смотрел на меня. — Вернусь через пять минут. Но он захочет кое-что узнать.

— Что угодно. Мы же в одной лодке.

— Как ты это делаешь?

— Делаю что?

— Как ты передал свой сон Утгарду и мне? Сон, видение, как ни назови.

— Точно я не знаю. Думаю, вы это инициировали. Потому что именно вы обращаете этот сон в явь.

Теперь на меня широко раскрытыми глазами смотрел третий Хосс Шэкетт, не жестокий садист и не обаятельный политик. Чиф не потерял способности удивляться, в отличие от детогуба и детолюба.

Этот чиф, возможно, сохранил способность совершить что-то бескорыстное и даже доброе, потому что удивление подразумевает существование загадочного, а признание таинства мира оставляет шанс на открытие истины. Другие двое крайне редко позволяли этому чифу выплыть на поверхность. Я даже удивился, что они совсем не утопили его.

— Кто ты все-таки? — спросил он. — Эспер? [34]Я никогда не верил в эсперов, но это видение, переданное тобой, оно было чертовски реальным.

Понимая, что мы живем в обществе, где любая версия заговора принимается многими с большим доверием, чем простая и очевидная правда, я постарался помочь Хоссу Шэкетту принять мою уникальность.

— У государства есть препарат, который стимулирует ясновидение, — солгал я.

— Черт побери!

— Он годится не для всех. Нужно определенное сочетание генов. Таких, как я, мало.

— Ты видишь будущее?

— Не совсем, не впрямую. Видения приходят ко мне во сне. И они всегда неполные. Как фрагменты картинки-головоломки. Мне приходится проводить расследование, как и вам, чтобы заполнить недостающие части.

— Так ты увидел в своем сне Магик-Бич и атомные бомбы.

— Да, — ответил я, постаравшись не вздрогнуть при упоминании атомных бомб. Наверное, я действительно знал об этом с самого начала.

— Но во сне ты не видел ни меня, ни Утгарда?

— Нет.

— Когда в голове возникло твое видение, море было красным и небо… как будто бомбы взорвались прямо здесь, на берегу. Но это будет не так.

— Сны фрагментарны, иногда они полны символических, а не реальных подробностей. Где взорвутся бомбы?

— Там, где эти взрывы произведут должное впечатление. В больших городах. Через несколько недель. Все в один день. Мы всего лишь доставляем их на берег и отправляем по назначению. Главные порты, что морские, что воздушные, перекрыты детекторами радиации.

Помимо задержавшихся в нашем мире душ мертвых, я время от времени вижу других сверхъестественных существ, о которых писал в прошлом. Чернильно-черные, без лица, с постоянно меняющимися очертаниями, похожие то на кошек, то на волков, они могут просочиться в замочную скважину или через щель под дверью.

Я уверен, что они вампиры, питающиеся не кровью, а эмоциями, и им известно будущее. Они собираются там, где грядет насилие или природный катаклизм, и кормятся человеческими страданиями, которые приводят их в экстаз.

Только теперь я осознал, что ни одно из этих существ в Магик-Бич не объявилось. Страдать людям предстояло в других местах. И наверняка миллионы бодэчей уже наводнили четыре больших города, предвкушая богатую поживу, сотни тысяч и миллионы смертей. Море страданий.

— Хорошо, что у меня есть цена, — сказал я, когда Шэкетт поднялся. — Такое ощущение, что через месяц в этой стране никто не захочет жить.

— И что ты чувствуешь по этому поводу? — спросил он.

Я не мог точно определить, какой именно из трех Хоссов Шэкеттов задал мне этот вопрос.

Сыграв на жестокости садиста, мании величия политика, неудовлетворенности обоих, я придумал версию, в которую он не мог не поверить. Вспомнил свой же совет Хатчу, постарался не переигрывать, держаться максимально естественно.

— Они солгали мне насчет эффективности препарата. Уверяли меня, что через двенадцать или восемнадцать часов способность к ясновидению исчезнет. Но они знали. Одна доза — это все, что нужно. Они знали, что я останусь другим навсегда. Я уже забыл, что такое крепкий, спокойный сон. Каждую ночь видения, кошмары, даже более яркие, чем реальность. Ад может прийти на землю в тысяче обличий. Иногда я не могу проснуться. Час за часом провожу в этих ужасах. А когда наконец просыпаюсь, простыни мокрые от пота. А я в нем плаваю. И горло дерет, так я кричал во сне.

Произнося этот монолог, я смотрел ему прямо в глаза, чтобы он видел — в моих глазах лжи нет. Злых людей зачастую легко провести: они так долго обманывали, что не способны узнать правду и принимают за нее обман.

А потом я перевел взгляд на потолок, словно смотрел на страну, которая меня обманула. С каждым словом голос мой звучал спокойнее, из него уходили эмоции, пусть даже слова становились все более обвиняющими.

— Они мне солгали. А теперь говорят, что дадут мне противоядие после того, как я отслужу им пять лет. Я не верю, что оно существует. Они лгут не только потому, что я им нужен, но и ради удовольствия. Пять лет превратятся в десять. Они могут катиться в ад.

Вновь я встретился с ним взглядом.

Он молчал, и не потому, что заподозрил обман. Моя речь произвела на него впечатление.

В конце концов он продал свою страну террористам, способствовал грядущему убийству миллионов невинных людей в атомном холокосте и приговаривал еще миллионы к смерти в хаосе, который последовал бы за взрывами. Человек, который одобрял такой сценарий, более того, соглашался принять участие в его реализации, мог поверить во что угодно, даже в мою научно-фантастическую параноическую байку.

— Ты умеешь ненавидеть, сынок, — наконец вырвалось у него. — В жизни тебя ждет долгий путь.