Завещание веков - Анри Лёвенбрюк Страница 37

— А какая здесь связь с «Меланхолией»? С этой гравюрой?

— Я пока не могу понять. Возможно, она стала для Дюрера своеобразной памяткой. Там множество символов, имеющих отношение к этой истории, но я не понимаю, что они означают. Есть магический квадрат, разные инструменты, причем некоторые явно связаны с масонской символикой, ангелочек, обтесанный камень… В общем, не знаю. Надо все это изучить.

Она умолкла. Вид у нее был измученный. Но на губах по-прежнему трепетала улыбка.

Я допил виски.

— Что будем делать? — спросил я, поставив пустой стакан на письменный стол.

— Не поняла?

— Ну, я сам не знаю… Все это уж очень необычно. Вы по-прежнему хотите продолжать?

— Вы шутите? — оскорбилась она. — В худшем случае это окажется выдумкой. Но что мы теряем? Выдумка, которой интересовались Леонардо да Винчи и Дюрер, а сейчас интересуются «Бильдерберг» и организация христианских фундаменталистов… согласитесь, такой выдумкой стоит заняться! Эту историю нужно выяснить и предать гласности, верно? К тому же весьма возможно, что эта история окажется истинной…

— Именно это меня и тревожит! Тайное послание Иисуса… Зашифрованное… Которое будто бы скрывали две тысячи лет. Вы уверены, что именно мы должны его искать?

— А вы предпочитаете тех типов, что напали на вас?

Вот на это трудно было возразить! Как бы там ни было, я понимал, что никогда не сумею уговорить ее бросить это дело. Что меня почти устраивало — давало мне опору, не позволяло отступить. Ведь я тоже хотел знать.

— Значит, будем продолжать?

— Разумеется! Мне нужно выспаться сегодня ночью, а завтра я вновь засяду за перевод.

— А я?

— А вы отправитесь в Национальную библиотеку и отыщете микрофильм, на который ссылается ваш отец в заметке на оборотной стороне «Джоконды».

— Я вижу, вы все предусмотрели…

Она улыбнулась:

— Да.

В это мгновение ноутбук негромко пискнул. Софи села за стол, а я склонился над ее плечом.

— Хейгомейер?

Это был наш друг-пират. Последние новости от него мы получили еще в Горде. Всего лишь позавчера, но, казалось, прошла вечность.

— Да.

— Я узнаю ваш псевдоним, а железяку нет…

— Он может опознать наш компьютер? — удивился я.

— Да, — ответила Софи. — Это не так уж трудно.

— Все в порядке. Я сменила машину… Пришлось вновь скачать программу, но это на самом деле я. У меня возникли небольшие проблемы. Ничего серьезного.

— Вот-вот. Я как раз хотел сообщить вам, что у меня тоже становится жарко.

Софи нахмурила брови и бросила тревожный взгляд на меня.

— Что такое?

— С тех пор как мы пообщались с помощью ICQ, к моему компьютеру стали проявлять интерес очень многие люди. К счастью, у меня надежная броня, но атаки следуют одна за другой.

— Кто-то пытается пошарить у вас?

— Несомненно.

— Хм. Вор у вора…

— Вроде того, хотя я ничем не рискую. А вот вы…

— Вы полагаете, что и ко мне попытаются проникнуть?

— А вы думаете иначе?

— Да, это более чем вероятно. Что можно предпринять?

— Поскольку вы не очень в этом сведущи, начнем с установки лоджера.

— Что это такое?

— Маленькая программа, которую я составил. Она позволяет отследить все заходы на ваш компьютер. Это не защищает от взлома, но вы будете видеть всех посетителей.

— А вы не подсунете мне вирус?

— Пфф.

— Это означает, что вы получите доступ к моим файлам?

— Если вы не против. Напоминаю вам, что самый горячий из ваших файлов именно я вам и презентовал!

Софи повернулась ко мне:

— Как быть? Довериться ему?

— Честно говоря, если бы он хотел к нам влезть, давно бы уже это сделал… Впрочем, не исключено, что он у нас уже побывал.

— Значит, позволим ему установить эту штуку на мой компьютер?

— Если это нас хоть немного защитит…

— О'кей! Присылайте программу!

— Прекрасно. Вы ее установите, а затем уберете все по-настоящему важные файлы с жесткого диска. Сбросьте их на дискету или на CD.

— Ладно. Кстати, ваша фотография будет напечатана в завтрашнем номере «Либерасьон».

— Правда? Вот здорово!

— Свяжемся, когда будут новости?

— Договор остается в силе.

В отеле не было ресторана, и мы решили поужинать в городе. В мае в Париже всегда была особая атмосфера — не только со времен 68-го или Азнавура. Конец весны, ленивая поступь лета, заставляющего себя ждать, возвращение листьев, раскрывающая грозди сирень. Мы немного прошлись — между Эйфелевой башней и собором Инвалидов, вдоль здания Военного училища, по тенистому левому берегу, — слегка морщась от вечерней прохлады.

Свернув чуть в сторону от Сены, мы в конце концов остановили выбор на большом ресторане в красно-черных тонах, расположенном на площади Военного училища, в двух шагах от «Турвиля». Я много раз бывал здесь в юности и мог поручиться за свежесть их морепродуктов… Интерьер совершенно не изменился. Те же кожаные кресла и медные столики, то же оживление, легкое позвякивание приборов вперемежку с рокотом голосов — подлинно парижский ресторан во всем его великолепии. И разумеется, официант, подогретый амфетаминами, который никогда не смотрит вам в глаза и придерживает большим пальцем штопор в кармашке куртки, который никогда не забывает про вино, поскольку за него платят, — зато о хлебе и воде ему приходится напоминать несколько раз. Париж всегда останется Парижем. Мы отужинали, как полагается, и вернулись в «Турвиль» ближе к ночи.

Едва войдя в номер, Софи сняла туфли, бросила их под стул и легла. Я посмотрел, как она устраивается в постели поудобнее, потом сел за письменный стол и обхватил голову руками. Лежавший передо мной ноутбук Софи напомнил мне о работе. О моих сценариях. Все осталось в Горде. Я был бессилен что-либо сделать. Но при этом чувствовал облегчение. «Сексуальная лихорадка» перестала меня интересовать. И даже по Нью-Йорку я не особенно тосковал.

Когда я перевел взгляд на Софи, она уже спала. Неяркий свет лампы на письменном столе отбрасывал мягкий желтый отблеск на ее вытянутое тело, и во сне она выглядела восхитительно. Кроткая улыбка, застывшая на лице, никогда еще не казалась мне такой нежной. В объятиях Морфея она была еще красивее.