Как часы - Марджи Орфорд Страница 36

— Вы не были знакомы с девушкой по имени Чарней? — спросила Клэр.

— Чарней?.. Красивое имя. Оно настоящее или прозвище?

— Настоящее. Девушку звали Чарней Сванепоэль.

— А как она выглядела?

— Высокая, стройная, длинные черные волосы. Лет примерно семнадцати. Она мечтала сниматься в кино.

— Что-то не припомню. Может, и видела ее. Кстати, зайдите на наш веб-сайт. Там есть фото всех девушек, которые как-то связаны с клубом «Изида».

— Спасибо, просмотрю. А вам сколько лет, Мелисса? Откуда вы родом?

— Я? Я из Западного Бофора. Вы не можете себе представить, как скучно жить на этой унылой равнине. Я приехала в Кейптаун, когда мне было семнадцать. Сейчас мне уже девятнадцать. Но мне их, по-моему, не дашь. — Мелисса заплела гриву своих белокурых волос в две косички и с наивным выражением лица захлопала ресницами. — Сойду за несовершеннолетнюю, а? Парни клюют на девчонок, которые выглядят как школьницы. — И правда — хрупкой Мелиссе, если бы не макияж, можно было бы дать четырнадцать.

— А кто здесь новый босс? — спросила Клэр безучастным тоном.

Мелисса мгновенно стушевалась, даже побледнела, отчего ярче проступили румяна на щеках. Она растерянно вертела в руках только что вымытый бокал. Клэр взглянула в зеркало, висящее за спиной девушки, и увидела в нем Келвина Лэндмана, вышедшего из-за тяжелого бархатного занавеса.

— Хелло, Клэр! Скучаете? — спросил он, отечески проведя рукой по ее волосам. — Надеюсь, Мелисса немного развлекла вас? — Он наклонился над стойкой бара и повелительно щелкнул пальцами. Сверкнула бриллиантовая запонка на манжете его сорочки, и в то же мгновение перед ним очутился бокал. Мелисса, взяв поднос, пошла убирать со столиков, хотя на них и без того царил идеальный порядок.

Лэндман приветственно поднял свой бокал.

— Не будем здесь задерживаться, — сказал он. — Шоу начинается.

Клэр последовала за ним, прихватив свое виски. Лэндман отодвинул тяжелый занавес, пропустил ее вперед, и Клэр очутилась в помещении, похожем на модернизированный «Мулен Руж». В общем, стандартный кич, характерный для претенциозных дорогих стрип-клубов. Низкая сцена задрапирована красным плюшем и золотистой тканью. Как водится, лакированные красные и черные шесты. В середину зала от сцены тянется подиум. Мужчины, сидевшие за столиками, придвинули стулья поближе к нему.

Столик Лэндмана находился на специальном небольшом помосте. За ним уже сидела его свита, но не столь многочисленная, как на приеме у Отиса Тохара.

— Где вам удобнее поставить камеру? — спросил он.

— Здесь, — ответила Клэр.

Установив треножник так, чтобы стриптизерши мелькали на заднем плане, а на переднем маячила бы физиономия Лэндмана, она проверила, камеру, батарейки, пленку, свет. Прикрепляя к изнанке рубашки Лэндмана микрофон, она вздрогнула от случайного прикосновения к его холодной, как у мертвеца, коже. Наблюдая за тем, как Лэндман прихорашивается, Клэр поняла, что покрасоваться перед камерой, на глазах у широкой публики — для него истинное удовольствие. Она дала ему обычные инструкции. Предупредила, что эта запись войдет в фильм, что отвечать на вопросы следует подробно (лишние детали будут убраны при монтаже), что смотреть нужно в объектив, а не на нее.

Для начала Клэр спросила Лэндмана, кто он и откуда.

— Я Келвин Лэндман. Родился в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году в Кейптауне, но рос не здесь. В юности у меня были неприятности с законом. Когда я жил в Манненберге, я связался с ребятами из уличной банды. Впрочем, кто из нас через это не прошел? — Лэндман широко улыбнулся Клэр, но, вспомнив о ее предупреждении, вновь уставился в объектив. — У меня также были неприятности на политической почве, поэтому в конце восьмидесятых я уехал из нашей страны. Вернее — сбежал.

— Куда и как? — попросила уточнить Клэр.

— В Амстердам. Мой дядя служил в то время в торговом флоте и помог мне тайком пробраться на корабль, шедший в Амстердам. Как понимаете, на судне есть где спрятаться, особенно если ты симпатичный паренек, не вызывающий ни у кого подозрений. А я был тогда довольно симпатичен — хотите верьте, хотите — нет. В Амстердаме я познакомился с хорошими людьми, нашел работу. Начал с самых низов, а со временем кое-чего добился. Заодно я получил статус политического беженца и таким образом стал легальным иммигрантом.

— Какого рода бизнес вы изучали в Амстердаме?

— Немного — импорт, немного — экспорт. Торговля предметами роскоши. Скажу вам, что в Нидерландах больше свободы, чем у нас. Там можно вести бизнес, который почти везде считается преступным. В том же Амстердаме есть бары, где разрешено курить легкие наркотики. У девушек легкого поведения нет никаких проблем с полицией. Я, конечно, не хочу сказать, что мечтаю торговать травкой или содержать притон, но в принципе я там многому научился — я имею в виду тонкости бизнеса.

— Тогда посвятите меня, пожалуйста, в тонкости экспортно-импортных операций, — сделав равнодушно-непроницаемую мину, попросила Клэр.

— Все очень просто. Вы выясняете, какие товары или какие услуги пользуются сейчас наибольшим спросом, и поставляете или предоставляете их. Надо только не ошибиться в цене, и тогда ваши дела пойдут в гору. С тех пор как я вернулся в Кейптаун, я постоянно придерживаюсь этого принципа. Цены нельзя заламывать, но и нельзя действовать себе в убыток. Что мы экспортируем? Ну, например, вино и фрукты. В частности, персики.

Один из сидевших за их столом хмыкнул:

— А импортируем водку и жгучий тайский перец.

— Бенни, заткнись к такой-то матери, — прорычал Лэндман. — У кого берут гребаное интервью — у тебя или у меня?

Бенни поднял руки в знак полного согласия и вжался в кресло. Тяжело вздохнув, Лэндман повернулся в Клэр:

— Так на чем мы остановились?

— Вы говорили мне о спросе и предложении. Этот клуб работает по такому же принципу?

Лэндман огляделся вокруг, не скрывая гордости за свое заведение.

— Разумеется. Я обеспечиваю моих клиентов тем, в чем они нуждаются. Иду навстречу их интересам. Видите, с каким нетерпением они ждут начала шоу. А кроме того, я создаю рабочие места.

Лэндман схватил проходящую мимо девушку и с наслаждением садиста стал мять ее тело, неотрывно глядя ей в глаза. Та, превозмогая боль, кокетливо улыбалась.

— А что бы без меня делали эти девушки? Где бы они нашли работу? — спросил Лэндман, отпустив девицу. Клэр посмотрела ей вслед. На коже бедняги вспыхнуло красное пятно.

— Думаю, вы можете назвать меня филантропом, — продолжал разглагольствовать Лэндман. — Я даю мужчинам то, что им нужно, а женщинам — то, чего они заслуживают.

Погас свет, смолкла музыка. Клэр прервала интервью. Зазвучала пульсирующая барабанная дробь. Клэр посмотрела на сцену. Прожектор, разрезавший темноту, выхватил девушку, совершенно обнаженную, если не считать интригующего варианта фигового листа. Глаза у нее были завязаны, рот — полуоткрыт. Из темноты выступили две женщины в корсетах и высоких лакированных сапогах. Надев на девушку наручники, они приковали ее к шесту и начали полосовать хлыстами — сначала по рукам, а потом по груди. Тишину нарушали лишь хлесткие удары. Соски на грудях девушки вздулись. Снова зазвучала музыка, темнота стала рассеиваться.