Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд Страница 35

– Мне не следовало его заводить.

– Ну, раз завела – давай колись, я не уйду, пока не скажешь.

Правила существуют для того, чтобы… Разве не так?

– Мил, ты начинаешь меня выбешивать. Мне скоро уходить.

– Тогда обещай, что мы останемся подругами.

– Хорошо, останемся. Обещаю. Давай, говори уже.

Я приподымаюсь, ногой подтягиваю рюкзак за лямку. Она тоже садится. Я прошу у нее зажигалку, без подсветки ничего не увидишь. Достаю из переднего кармана рюкзака газетный листок, тот самый, который унесла из общей комнаты, разглаживаю на коленке. Опасно носить это в рюкзаке каждый день, я понимаю, Фиби или Иззи ничего не стоит залезть в мой рюкзак и своими наманикюренными пальчиками расправить сгибы на твоем лице. Мое лицо и твое лицо, они так похожи.

– Чего это? – спрашивает Морган.

Я немного медлю, размышляю – может, газету лучше сжечь, чем показывать, но боюсь, что не решусь поднести пламя вплотную к твоему лицу. В первый раз зажигалка быстро гаснет.

– Я ничего не разглядела, давай еще.

Во второй раз зажигалка освещает твое лицо, твои губы. На фото этого не видать, но справа на подбородке у тебя веснушка.

Теперь она разглядела.

– Что за дерьмо! Это же та тетка из новостей, которая убивала детей.

– Да.

– Зачем ты мне ее показываешь?

Зажигалка гаснет. Зачем, действительно? Надо?

Не надо? Ненормальные поступки, которые совершают ненормальные люди. Когда выходила из школьного туалета, я была уверена, что Морган можно все рассказать. Она иначе относится ко мне, совсем не так, как девочки из моего класса. Что они сказали бы, что почувствовали, я знаю. Но они мне не подруги, а Морган – другое дело, и мне так хочется, чтобы она произнесла эти слова: ты совсем не похожа на свою мать.

Я спрашиваю, что она думает обо всем этом, о тебе.

– А чего тут думать вообще? Она сумасшедшая, это ясно. А тебе до нее какое дело?

– А что, если б ты была знакома с этим человеком?

– Да прям! Сама посуди, откуда. У нас на районе, конечно, всякого дерьма навалом, но чтобы такое, нет!

Она обещала, что мы останемся подругами, ей можно сказать.

– А что, если б я была знакома с этим человеком?

– Хорошая шутка, только сегодня у нас октябрь, а не первое апреля.

Предвкушение охватывает меня, подмывает. Сейчас я разделю свое бремя, это бремя – ты.

– Присмотрись, – говорю я.

Я подношу вырезку к своему лицу и свечу зажигалкой.

– К чему присмотреться?

– Погляди на ее лицо и на мое.

Она наклоняется, чтобы рассмотреть лучше.

– Блин! – говорит она. – Да вы с ней дико похожи, брр.

– Вот об этом я и хотела тебе сказать.

– И чего?

– Я похожа на нее, потому что. Потому что.

Пожалуйста, не уходи, когда я тебе все скажу.

– И чего? Потому что это твоя сто лет назад пропавшая тетушка или что?

– Нет, не тетушка, это моя мать.

Я жду, когда зажигалка погаснет, сворачиваю газету, кладу обратно в рюкзак. Я ощущаю на себе пристальный взгляд Морган, она ждет продолжения, но его нет. Ей приходится заговорить первой:

– Скажи, что ты пошутила.

По моему молчанию она понимает, что нет.

– Вот дерьмо, просто дерьмо, – говорит она.

Я не могу сдержаться, слезы наворачиваются на глаза. Она встает, делает шаг прочь от меня.

– Пожалуйста, не уходи.

– Мне пора, дядька озвереет.

Она врет, она уходит, потому что боится.

– Ты же сказала, что мы все равно останемся подругами, ты обещала.

– Ну, я же не думала про такое. Это уж слишком, понимаешь.

Да, понимаю. Для меня тоже слишком.

– Так ты из-за этого в приемной семье?

Я киваю.

– А они знают?

– Майк и Саския да, Фиби нет. Еще директриса в школе, тоже знает.

– И больше никто?

– Никто.

– Не то чтобы сильно интересно, но все же, почему ты рассказала мне?

– Я недавно решила рассказать, мне показалось, что скрывать это от тебя нехорошо.

– А она честно твоя мать?

– Да.

– Господи, да ее надо прикончить, все эти дети, которых она убивала, им же примерно столько лет было, сколько моим мелким.

Я снова киваю. Она говорит правду – тебя надо прикончить, но мне больно об этом думать.

– Скажи, ты ведь не жила с ней?

– Нет, не жила. Я жила с отцом, пока он не умер. Я не видела ее много лет.

Эта ложь легко слетает с моего языка, и Морган больше не задает вопросов. А если она прочитает, что совместно с тобой проживал ребенок, скажу – понятия не имею, кто это, наверное, приемный, ты кого-то взяла.

– Слава богу, блин, что ты не жила с ней. Как ее поймали?

– Не знаю, кто-то с работы, наверное, рассказал.

Неправда, не с работы. Кто-то гораздо более близкий. Величайшее предательство из всех, когда родная кровь предает родную кровь. Считается, что родня должна держаться друг друга, как птицы в стае, но я хочу в другую стаю, в другие края.

– Она получила по заслугам, я считаю.

– Да, я тоже.

– Мне надо идти, – говорит она.

– Хорошо.

Она подходит к двери, я окликаю ее:

– Морган!

– Да?

Она возвращается, я встаю и спрашиваю:

– Ты теперь хуже относишься ко мне?

– Вовсе нет. Ты же ни в чем не виновата, Мил. Кто станет винить тебя за то, что натворила твоя мать. И вообще, ты на нее совсем не похожа.

– Ты считаешь?

– Да.

Спасибо тебе.