Третья дама - Нацуки Сизуко Страница 35

Не исключено, что эта находка поможет мне взглянуть на убийство с другой стороны. Это было первое, что подумал Эда, обнаружив в гараже Мидори клочок норкового меха. Подобного рода мысли наполняли голову инспектора Эды, когда на следующий день он гнал машину по людным жилым кварталам пригородов Токио.

Насчёт меха Эда не ошибся — тот оказался кусочком от полушубка, который был на Мидори в момент смерти. Он вернулся с ним в дом, где его опознали и старший Нагахара, и Аканэ. Трудно было поверить, что клочок такого размера отвалился от шубы сам.

— А что, если на Мидори напали в гараже ещё до того, как она села в машину? — пробормотал себе под нос Эда. — Убийца мог ждать её в гараже, потом напал на неё сзади, задушил, погрузил её тело в машину и отогнал её туда, где она была позже найдена. Таким образом убийца получил лишнее время и возможность убраться восвояси, пока тело не будет обнаружено.

Старик Нагахара согласился с возможностью такой версии.

— В этом случае убийца не обязательно был знаком с Мидори, как вы предположили поначалу. Напасть сзади и задушить могла бы даже женщина.

Эда, разумеется, понимал, что должен будет принять эту версию во внимание. У него вдруг возникло неприятное чувство, что если, проверив всех знакомых мужчин Мидори, он не найдёт главного подозреваемого, то показавшееся на первый взгляд лёгким дело превратится в довольно трудный случай.

Заместитель начальника полиции, проинформированный об убийстве, вернулся из командировки в Йокогаму на первом же утреннем поезде-«молнии». Он распорядился продолжать следствие, мобилизовав на поиски почти сотню человек, которым предстояло обследовать место преступления и опросить по возможности всех друзей Мидори.

После короткого рабочего совещания в полиции Эда поехал в отель «Эмеральд вью», где встретился в вестибюле с Садао Умэдзаки, с которым предварительно договорился по телефону. День выдался тёплый и солнечный, от вчерашнего холода в Хаконэ не осталось и следа.

Щеголеватый и развязный Умэдзаки с его снисходительной манерой общения не относился к тому типу людей, с которыми Эда находил приятным иметь дело, однако он быстро понял, что у Умэдзаки имеется идеальное алиби. Вчера вечером, начиная с пяти часов, он находился на приёме, устроенном в отеле в честь местного политика.

— Моя семья раньше отдыхала здесь неподалёку в летнем загородном доме, но мы продали его несколько лет назад. Тем не менее мой отец в своё время был дружен с этим политиком, и после папиной смерти я не перестал поддерживать с ним контакт, поэтому и был приглашён на вчерашний приём. Вот почему я находился вчера в этом отеле, но я могу вас уверить, что между мной и Мидори никогда ничего такого не было.

Дежурный за конторкой и коридорные все как один подтвердили, что Умэдзаки вчера вечером с пяти до половины восьмого не покидал отеля, так что его алиби выглядело вполне убедительным. Судя по всему, Умэдзаки участвовал в поисках Мидори, когда стало известно о её исчезновении. Пока он говорил, Эда всё больше и больше укреплялся в своём вчерашнем подозрении относительно того, что дело может оказаться весьма сложным.

— Вот вы интересуетесь кругом токийских друзей Мидори, а ведь я в общем-то был ещё мало знаком с ней, когда она жила в Токио. По-моему, я познакомился с ней примерно за год до того, как она вернулась жить сюда, в Хаконэ, два года назад. Я состою членом клуба в Акасаке, где она выступала.

— Если вы были знакомы с ней целый год, то должны знать её очень хорошо. Кроме вас, у неё было много друзей мужского пола?

— Думаю, да. Если вы имеете в виду случайных друзей. Только в те времена она, кажется, не слишком интересовалась подобного рода вещами.

— То есть вы хотите сказать, она была так увлечена работой, что у неё не хватало времени на другие интересы?

— Нет, дело вовсе не в этом. — Умэдзаки смерил Эду испытующим взглядом. — Разве Аканэ не рассказывала вам, что произошло?

— Она только сказала, что о токийской жизни Мидори вам известно больше, чем ей.

— Понимаю. Наверное, члену семьи трудно говорить о подобных вещах.

— Вы это о чём? Была какая-то грязная история?

— О, я не имел в виду ничего такого… Я просто говорю вам, что там действительно имела место грязная история. — Умэдзаки закурил сигарету и, попыхивая ею, несколько мгновений любовался клубами дыма. У Эды сложилось впечатление, что он, скорее, думает, как рассказать эту историю, нежели о том, рассказывать ли вообще. — В те времена у неё случился весьма и весьма бурный роман. Её избранник занимался французской литературой и уже был женат, тогда он к тому же начинал пробовать себя как театральный продюсер. Когда я познакомился с Мидори, этот их роман лишь начинался. Он развивался стремительно, и прежде чем я сообразил, в чём дело, она только и могла, что говорить об этом парне. Я же мог только взирать на всё это как сторонний наблюдатель, но даже мне было видно, как Мидори буквально вся лучилась от этой любви.

— Какая красивая история. И чем же она закончилась?

— Она закончилась, чем обычно заканчиваются такие истории, то бишь ничем хорошим. Парень был женат, а Мидори всегда была своевольной и властной гордячкой, так что проблемы у них начались почти с самого начала. В итоге им пришлось физически расстаться.

— Что значит физически расстаться?

— Это значит, что парень умер. Думаю, по причине этой душевной травмы отец Мидори и принудил её вернуться жить в Хаконэ.

Таинственные обстоятельства смерти Мичия Кумэ лишь стали дополнительным стимулом к расследованию, проводимому командой под руководством Эды.

Посвятив Эду в эти подробности, Умэдзаки скроил на лице озадаченную мину и пробормотал:

— А я, кажется, недавно уже рассказывал кому-то эту историю…

* * *

После обеда Эда поехал в Токио. Поскольку люди требовались сейчас на месте, Эда поехал в Токио один. На самом деле ему было так даже удобнее, он вообще частенько любил под каким-нибудь предлогом избавиться от подчинённых и работать в одиночку. Он не то чтобы считал себя лучше других, просто ему было гораздо легче полагаться на какое-то своё шестое чувство, когда не нужно было объяснять и оправдывать свои действия перед коллегами. Если уж на то пошло, он был даже убеждён, что лучшую сыскную работу обычно выполняют люди неортодоксального склада, у которых хорошо развито воображение.