Кромешная ночь - Джим Томпсон Страница 35

Едва я одолел ступеньки, Кендал тут как тут, на сей раз деловой донельзя.

— Пойдемте, мистер Бигелоу. — Подхватив под локоть, повел он меня к кладовой. — Помогу вам начать, а потом мне придется вас оставить.

Мы вошли в кладовую (в ту комнату, что побольше, главную), и он вручил мне карты замесов. Их было четырнадцать — картонные длинненькие таблички чуть шире сигаретной пачки и раза в три длиннее. На каждой с указанием количеств перечислены составляющие определенных видов теста — для хлеба, кексов, булочек, пышек и тому подобного.

— Сперва прочтите их. Ладно, мистер Бигелоу? Так. Прочитали? Теперь скажите, вам все ясно? Давайте посмотрим, как вы соберете комплект для цельнозернового хлеба.

Беру соответствующую карточку, остальные сую в карман. Глянув на опись состава, перехожу в помещение приемной. Не сразу вспомнил, вернулся, захватил с собой ведро.

— Вот, правильно, — слегка улыбнулся он. — Мука, кстати, упомянута ради проформы: ее они сами наберут. С количеством муки ошибиться довольно трудно. Вам следует сосредоточиться исключительно на закваске и добавках. Помните: первым делом сахар. Затем…

Это я помнил.

Сахара черпанул из бочки, взвесил на весах. Пересыпал в ведро, туда же отвесил соли и порошкового молока. Дочиста вытер весы, кинул на них листок вощеной бумаги, на него ложку «парижской замазки», этой же бумажкой порошок обернул, оформил в кулек. Кулек сунул в ведро, прислонив изнутри к стенке. Затем перенес ведро в комнату-морозильник.

Работая, слегка вспотел, но вся испарина тут же исчезла, едва вошел туда. Кендал стоял, смотрел, держа дверь приоткрытой.

Там другие весы. На них я взвесил топленое масло, отправил в ведро. В куске масла кулаком сделал вмятину, туда влил пинту солодового сиропа и с ведром в руке вернулся. Кендал дал двери захлопнуться и одобрительно кивнул.

— Очень хорошо, мистер Бигелоу. Теперь сбоку пристройте карту замеса, и дело в шляпе. Да, насчет двери — имейте в виду, с ней никакая осторожность не будет лишней! Входя, смотрите в оба, как бы не захлопнулась, а лучше сразу что-нибудь вставляйте, чтобы оставалась щелка. Вот, например, совок для этого сгодится.

— Я буду осторожен, хорошо, — сказал я.

— Уж постарайтесь. Ведь вы здесь по большей части будете один. Если захлопнетесь, пройдет не один час, пока вас обнаружат, и это может оказаться уже бесполезно. Так что… Да! Кстати, о дверях.

Он поманил меня в приемную. Подвел к уличной двери (той, про которую он намекнул, что я могу ею пользоваться как личным входом) и вынул кольцо с ключами.

— Мне сделали для вас дубликат ключа, — снимая его с кольца, сообщил он. — Отсюда к нам поступает мука и прочее, так что, несмотря на… гм… В общем, вы, несомненно, найдете ему применение. Вот, сейчас посмотрим, как новый ключ подходит, и…

Ключ подходил явно так себе. Кендалу пришлось изрядно им потыркаться, нажать несколько раз на ручку, но в конце концов замок открылся. Впрочем, и после этого дверь отворилась далеко не с первого толчка.

— Н-да, — нахмурился он. — Ладно, пока сойдет. Со временем, может, приработается.

Его губы сжались, на лице отвращение. Проследив направление его напряженного взгляда, на другой стороне улицы я увидел Джейка Уинроя, как тот быстро нагнул голову и все той же своей неровной, расслабленной походкой двинулся прочь, на сей раз, впрочем, порезвей обычного.

Ну, вот, ушел за пределы обзора.

Кендал захлопнул дверь, дернул, проверяя, за ручку и протянул мне ключ.

— Никогда в жизни, — покачал он головой, — не встречал я человека, который у меня вызывал бы такое жуткое омерзение. Ладно, не стоит тратить на него драгоценное время, правда? Вопросы у вас есть? Какие-нибудь неясности? Если нет, я пошел в цех.

Я сказал, что вроде бы все усвоил четко, и он ушел.

А я направился опять в главную кладовую.

Выстроил ведра для заквасок в ряд, насыпал в каждое дозу сыпучих составляющих и перенес их в комнату-морозильник. Отмерил топленого масла и солода, приткнул сбоку карты замеса и выставил ведра в цех, у самой двери.

Вернулся в кладовую, прочитал карты замесов теста для сладкой выпечки.

Немножко даже запыхался. Ничем к тому не понуждаемый, я вкалывал как заведенный, торопился. Не здесь, главным образом там — в морозилке.

Устроил перекур, убеждая себя поумерить рвение. При таком темпе надолго меня не хватит. Тяжелого труда — монотонного тяжелого труда — мне, пожалуй, уже довольно: я его на своем веку нахлебался полным ротом.

Да и вообще, второпях легко можно что-нибудь напутать. К здешней работе я ведь толком еще не притыркался. С таким разнообразием составляющих и способов измерения их количества не надо быть особенно небрежным, чтобы чего-нибудь положить слишком много, а другого чего-нибудь недовложить. Главное, ошибку обнаружить будет невозможно, пока не выйдет из печи конечный продукт, который окажется вдруг твердым, как кирпич, или упругим, как резиновая подметка.

Поглядев на дверь морозильной камеры, я непроизвольно вздрогнул. Ну да, там мороз. И что из этого? Не обязательно же там торчать подолгу в один присест, комплектуя сразу все ведра, как я это сделал в первый раз. Можно брать с собой по одному и не валандаться там больше пяти минут. Выходить, брать следующее и заходить снова, опять ненадолго. Зачем торчать до полного промерзания, пытаясь сделать всю работу сразу?

Да ясно же зачем. Не вдруг, но все-таки я в этом себе признался. Проклятый этот закут действовал угнетающе — вплоть до мурашек. Все дела, связанные с морозильной камерой, хотелось закончить как можно скорее. Еще и тихо там до жути. Услышишь что-нибудь, дернешься и тут же осознаешь, что ты это сам — или сглотнул, или в коленке у тебя щелкнуло, вот все, что ты услышал.

А дверь такая толстая, что даже заведомо незапертая кажется тяжелой, как надгробие. И без конца оглядываешься на тот совок — на месте ли, к тому же в полутьме все серое, сливается; два раза глянешь, три, а все не уверен.

Вот если бы можно было оставлять дверь открытой настежь! Но нельзя. Кендал велел стараться щель в двери оставлять поуже. Иначе какая же это будет морозилка!

Я кашлянул, чуть не закашлялся всерьез, но подавил позыв. Бацилла уже не активна, в этом я был уверен, но все же хорошо, что не пришлось оформлять медицинский допуск.

Бросил на пол хабарик, затоптал и просмотрел карты замесов на выпечку. Здесь и составы посложнее остальных, хлебных, и мука требуется особая — ее, значит, тоже надо будет взвешивать.

Если с этим не поторопиться, — а уж придется, видимо! — проковыряюсь, пожалуй, до хренова заговенья.

Вынул из кармана совок. Потянул на себя дверь холодильной камеры, вошел. Прислонил совок рукоятью к косяку и торцом двери плотненько прижал. Потом повернулся к чертовой штуковине спиной и взялся за дело.