Глоток перед битвой - Деннис Лихэйн Страница 34

— Шустрый мальчуган этот наш Роланд, — сказал Дэвин.

Я отхлебнул кофе:

— Язык не поворачивается назвать его мальчуганом.

Дэвин отправил в рот кусок пончика и потянулся за своим кофе:

— Ему шестнадцать лет.

— Шестнадцать? — изумилась Энджи.

— Только что исполнилось. Месяц назад.

Я вспомнил рослого мускулистого человека, стоявшего на кладбище с видом молодого генерала. Он опирался на зонт, и видно было, что он ни на миг не усомнится в том, что место его в этом мире именно таково — в первом ряду, перед строем своих сторонников, я вот в шестнадцать лет не знал даже, за кем мне становиться в очередь в школьную столовую.

— Как же это он в таком возрасте верховодит у «ангелов»?

— С помощью большой пушки, — ответил Дэвин. Потом поглядел на меня, пожал плечами и добавил: — Он весьма и весьма смышленый паренек. Знаешь, говорят «кишка тонка»? Так вот это не про него. У Роланда кишка — диаметра водосточной трубы. Тоже не последнее дело, если хочешь командовать шайкой.

— А Сосия? — спросила Энджи.

— Что тебе сказать об этом папаше и об этом сыночке… Кое-кто утверждает, что если и есть в нашем городе явление природы более опасное, чем Роланд, то это Марион Сосия. Ты уж мне поверь: мне случалось проводить с ним в комнате для допросов часов по семи кряду. И у меня создалось впечатление, что там, где у нормальных людей помещается сердце, у него пусто.

— И что же, эти родственнички собираются сойтись лоб в лоб?

— Очень похоже. Роланд достиг вершин не потому, что Сосия его подсаживал. Тот появился на свет без шишки родительской любви. Сначала «ангелы» и «святые» были союзниками — братские банды. Но три месяца назад Роланд все переиграл и выделился, так сказать, в отдельную структуру. По нашим данным, Сосия раза четыре пытался уничтожить Роланда, но мальчуган попался живучий. За несколько последних месяцев в Маттапане и Бэри ухлопали массу народа, а он цел и невредим.

— Однако ж рано или поздно… — вставила Энджи.

Дэвин кивнул:

— Вдвоем им не ужиться. Роланд ненавидит своего папашу лютой ненавистью. А за что именно — никто толком не знает. Но теперь, после гибели Дженны, он получил для этого законные основания. Так ведь?

— Он был близок с матерью? — спросил я.

Дэвин пожал плечами и развел ручищами:

— Не знаю. Она часто навещала его, пока он припухал в Уайлдвудской колонии для малолетних преступников. Говорят, что и он к ней наведывался время от времени, подкидывал ей деньжат. Трудно сказать… Сыновних чувств у него не больше, чем у Сосии — отцовских.

— Замечательно. Столкнулись две бесчувственные машины, — сказал я.

— Да нет, чувства у них в избытке, — ответил Дэвин. — Но чувство это — ненависть. — Он кивнул официантке: — Еще кофе, пожалуйста.

Мы сидели в забегаловке на Мортон-стрит. За окном несколько юнцов по очереди прикладывались к бутылке, обернутой в бумажный мешок. Вероятно, хотели таким нехитрым способом превратить понедельник в воскресенье. По улице, постреливая глазами туда-сюда, шли вразвалку четверо панков. Один из них время от времени бил кулаком по подставленной ладони другого. Они были под завязку заправлены ненавистью и ждали только искры, чтобы завестись с полоборота. Издали завидев их, какая-то девушка торопливо изменила направление и — не поднимая головы, в надежде, что ее не заметят, — стала переходить на противоположную сторону.

— Насчет Дженны — история совсем темная, — продолжал Дэвин. — Как это к ней прилепились два таких монстра, как Роланд и Сосия, — уму непостижимо. Самое тяжкое ее прегрешение — парковка в неположенном месте. Но покажите мне человека, который не был бы в этом виноват! — Он обмакнул второй пончик в третью чашку кофе. Голос его был лишен каких бы то ни было интонаций: казалось, кто-то снова и снова тычет пальцем в одну и ту же клавишу рояля. — Темная история. Вчера вечером мы вскрыли ее сейф в банке.

— Ну и?.. — очень медленно выговорил я.

— И ничего, — ответил Дэвин, изучающе разглядывая меня. — Государственная облигация, кое-какая ювелирная дребедень… Все это стоит меньше, чем аренда ячейки.

Снаружи что-то приглушенно грохнуло, в кондитерской зазвенела посуда. В витрине я увидел тех самых панков. Один из них, со вздувшимися на шее жилами, с перекошенным лицом, напоминавшим боевую африканскую маску, снова шарахнул по стеклу. Наши глаза встретились. Люди на улице вздрогнули, но стекло уцелело и на этот раз. Его дружки захохотали, но он остался серьезен и продолжал водить из стороны в сторону налитыми кровью, полными ярости глазами. Он снова ударил по витрине, вызвав новый переполох среди посетителей, а потом дружки уволокли его прочь, за угол. Теперь смеялся и он. В славном мире мы живем.

— А неизвестно, чего не поделили Роланд с Сосией? — спросил я.

— Это может быть все что угодно. Ты ведь тоже не больно-то ладил с отцом, Кензи?

Я мотнул головой.

— А ты? — он ткнул пальцем в Энджи.

— Да нет, мы с отцом находили общий язык, — сказала она. — Когда он бывал дома, разумеется. Вот с матерью — это было дело другое.

— Я своего папашу на дух не переносил, — сказал Дэвин. — Как мне от него доставалось, пока рос!.. Вспомнить страшно. И потому я поклялся, что никогда в жизни больше такого выносить не буду, даже если жизнь себе этим сильно сокращу! Может быть, и с Роландом такая же история вышла. В его формуляре — сплошные нарушения режима, неподчинение, в том числе и пятой степени. Это когда он раскроил череп учителю. И еще кусочек уха откусил.

Ничего себе.

— Принимал участие в избиении социальных работников. Проломил ветровое стекло головой полицейского, когда тот в очередной раз вез его на отсидку. Своротил на сторону нос врачу «Скорой помощи» — и это при том, что в спине у него сидела пуля. Вы вдумайтесь только — Роланд кидался только на мужчин. Женщинам, облеченным властью, он тоже не подчинялся, но они не вызывали у него такой ярости, он их просто игнорировал.

— Ну ладно, а Сосия?

— А что Сосия?

— Чем он занимается? Помимо того, что верховодит у «святых».

— Марион — настоящий приспособленец, классический оппортунист. Еще лет десять назад он сутенерил. Можно сказать, шустрил по мелочам, на любительском уровне, так что, если в ту пору запросить о нем банк данных, наш полицейский компьютер не завис бы от перегруза.

— А потом?

— А потом пришел крэк. Сосия смекнул, что это значит, задолго до того, как «Ньюсуик» стал раскручивать эту тему. Он пристрелил одного своего несговорчивого конкурента с Ямайки и взял себе его клиентуру. Мы все думали, что он проживет после этого не больше недели, но не тут-то было. Сосия слетал в Кингстон, показал тамошним боссам… сами понимаете что — и те сочли за благо договориться с ним. Дальше — провал, и с какого-то момента мы знаем лишь, что в нашем городе главный человек по крэку — это Марион Сосия. Так обстояло дело в давние времена, но и сейчас, при всей конкуренции, торговлей крэком заправляет он. Он располагает целой армией юнцов, готовых по первому слову умереть за него, не задавая вопросов. Он сплел такую совершенную сеть, что можно схватить одного из его главных поставщиков — и все равно тебя от него будут отделять четыре-пять буферных фигур.