Смерть дня - Кэти Райх Страница 34

Я только пересекла Маккей, когда мой шарф натянулся, и земля ушла из-под ног. Вначале я решила, что поскользнулась на льду, потом поняла, что кто-то тащит меня за шиворот. Чьи-то руки перевернули меня и для начала приложили лицом об стену. Мои ладони еще путались в карманах. Стукнувшись о камни, я скользнула вниз и ударилась коленями о землю. Меня окунули лицом в снег. Потом сильно прижали, кто-то вонзился коленями прямо в позвоночник. Ничего не видно, ни двинуться, ни вздохнуть! Я начала задыхаться. В ушах застучала кровь.

Я закрыла глаза и попыталась повернуть голову набок. Чуть-чуть вдохнула. Потом еще. И еще. Жжение спало, дыхание возобновилось.

Болела челюсть и все лицо. Голова зажата в неудобном положении, правый глаз притиснут к замерзшему снегу. Подо мной что-то лежало, кажется, сумочка. Это она вышибла из меня дыхание.

"Отдай ему сумочку!"

Я начала извиваться, пытаясь освободиться, но куртка и шарф связывали, точно смирительная рубашка. Мужчина пошевелился. Похоже, растянулся на мне. Его дыхание у моего уха. Хоть шарф и заглушал звуки, оно казалось быстрым, отчаянным, мощным, как у животного.

"Не теряй сознания. Обморок при такой погоде равнозначен смерти. Двигайся! Делай что-нибудь!"

Под тяжелой одеждой выступил пот. Я потихоньку двигала рукой в кармане, искала. Пальцы в шерстяных варежках стали скользкими.

Вот!

Я схватила ключи. Как только он ослабит хватку, я буду готова к действию. А пока остается только беспомощно ждать шанса.

– Оставь их в покое! – прошипел голос мне в ухо.

Он заметил!

Я застыла.

– Ты не знаешь, с чем связалась.

Не суйся! Не суйся во что? За кого он меня принимает?

– Оставь их в покое, – повторил он дрожащим голосом.

Я не могла говорить, да незнакомец, похоже, и не ждал ответа. Может, сумасшедший, а не грабитель?

Мы лежали целую вечность. Мимо пролетали машины. Я уже не чувствовала лица, шейные позвонки грозили треснуть. Я дышала ртом, на шарфе замерзала слюна.

"Успокойся! Думай!"

Я перебрала все возможности. Пьяный? Под кайфом? Нерешительный? Может, смакует какую-то больную фантазию, которая побудит его к действию? Сердце билось так громко, что я боялась, как бы оно не спровоцировало его.

Потом я услышала шаги. Он, наверное, тоже, потому что покрепче затянул мой шарф и закрыл мне лицо рукой в перчатке.

"Кричи! Делай что-нибудь!"

Я его не видела, и это сводило меня с ума.

– Слезь с меня, ты, грязная скотина! – заорала я сквозь шарф. Но голос, приглушенный толстым слоем шерсти, доносился будто за миллион километров отсюда.

Я сжала ключи мертвой хваткой, скользкие руки в варежках приготовились направить металл прямо в глаза, как только бандит расслабится. Внезапно шарф затянулся туже, мужчина двинулся. Снова встал на колени, переместил вес мне на спину. Сумочка надавила мне на грудь, и я снова начала задыхаться.

Бандит поднял мою голову за шарф, потом толкнул ее вниз. Я ударилась ухом об лед и гравий, перед глазами взорвалось облако искр. Он бил снова и снова, искры сливались в единое целое. Я чувствовала кровь на лице, во рту. Кажется, что-то щелкнуло у моей шеи. Сердце билось о ребра.

Слезь с меня, психованный ублюдок!

У меня кружилась голова, в мыслях появился отчет о вскрытии. Моем вскрытии. «Под ногтями ничего. Ран самозащиты нет».

"Не сдавайся!"

Я извернулась и попыталась закричать, но голос мой снова еле пробился сквозь шарф.

Внезапно удары прекратились, бандит пригнулся ниже. Заговорил, но у меня так звенело в ушах, что в сознание пробилось только несколько искаженных звуков.

Потом он оперся руками о мою спину и слез. Ботинки заскрипели по гравию – он ушел.

Я в полуобморочном состоянии вытащила руки из карманов, на четвереньках перевернулась и села. Накатывала тошнота, я встала на колени и опустила голову. Нос потек, изо рта сочилась то ли кровь, то ли слюна. Трясущимися руками я вытерла лицо шарфом, еще чуть-чуть, и я заплачу.

Ветер стучал в разбитые окна брошенного театра. Как он называется? Йелл? Йорк? Это казалось особенно важным. Я знала раньше, почему же не могу вспомнить сейчас? Я запуталась и начала непроизвольно дрожать – от холода, от страха и, наверное, от облегчения.

Когда тошнота прошла, я встала, прокралась вдоль здания и заглянула за угол. Никого.

На негнущихся ногах я побрела домой, оглядываясь на каждом шагу. Немногочисленные прохожие при виде меня отворачивались и шарахались в сторону. Просто еще одна пьянчужка.

Через десять минут я сидела на краешке кровати и искала у себя повреждения. Зрачки ровные, двигаются согласованно. Ничего не онемело. Тошнота не возвращалась.

Шарф мне и помешал, и одновременно помог. Бандит удобно использовал его в качестве поводка, но шерсть смягчила удары. На правой части головы я обнаружила несколько ссадин и синяков, но сотрясения, кажется, не было.

Неплохо для жертвы хулиганского нападения, подумала я, залезая под одеяло. Но хулиганское ли оно? У меня ничего не украли. Почему он сбежал? Психанул и передумал? Может, просто пьяный? Или понял, что я не та, за которую он меня принял? При минусовой температуре изнасилования случаются редко. Каков мотив?

Я пыталась заснуть, но мешал адреналин. Или посттравматический синдром? Руки до сих пор тряслись, я подпрыгивала при каждом звуке.

Позвонить в полицию? Зачем? Я не так сильно пострадала, ничего не пропало. Я даже не видела нападавшего. Сказать Райану? Ни за что на свете, после моего дерзкого ухода. Гарри? Еще не хватало.

О Боже! А если Гарри пойдет домой одна? Вдруг он все еще там?

Я перевернулась на бок и посмотрела на часы. Два тридцать семь. Где, черт возьми, Гарри?

Я дотронулась до разбитой губы. Заметит? Возможно. У Гарри чутье, как у дикой кошки. Она ничего не пропускает. Я начала придумывать объяснения. Всегда хорошо идут рассказы о дверях или о падении на льду лицом вниз, когда руки в карманах.

Глаза медленно закрывались, потом внезапно распахнулись: я почувствовала колено на спине и услышала хриплое дыхание.

Снова посмотрела на время. Три пятнадцать. Неужели "Херли" закрывается так поздно? Пошла ли Гарри домой с Райаном?

– Где ты, Гарри? – спросила я у горящих зеленых цифр.

Так я и лежала, ждала ее прихода, не желая оставаться в одиночестве.