Когда умирает король - Элина Бакман Страница 34

— Какого хрена? — бормочет Саана с набитым ртом.

В расстроенных чувствах Саана въезжает на тетин двор и пристраивает велосипед к красноватой стене амбара. Она аккуратно снимает пакет с рогов на руле и в задумчивости шагает к веранде. Записка прожигает карман джинсов. В голову лезут мысли об угрозе, прикрепленной к багажнику. Что она означает? Что Хартола исподтишка наблюдает за ходом ее расследования? Да кому это может так сильно мешать?

Саана входит в дом, и ноздри начинает щекотать восхитительный аромат ухи. Она проносит свои покупки на кухню — Инкери хлопочет у плиты. Враждебность хартольцев так и крутится на языке, и Саана, не выдержав, начинает жаловаться тете.

— Что стряслось? — интересуется тетя.

— Только что я получила записку, в которой меня просят прекратить копаться в деле Хелены, — отвечает Саана и аккуратно кладет овощи на большую деревянную разделочную доску: их нужно очистить и порезать. Инкери хмурится, однако удивленной не выглядит.

Через полчаса уха уже готова, а стол накрыт. Саана намазывает масло на тетину фирменную картофельную лепешку.

— На самом деле в истории этой девочки и правда есть белые пятна. Но хартольцы — темноватый народ, который ощутимо тушуется в ответ на малейшее вмешательство со стороны. Слова приходится клещами вытягивать, — рассуждает Саана, жадно глотая лепешку. В сочетании с теплым, подтаявшим маслом каждый кусок кажется пищей небожителей.

— Ну… не думаю, что кто-то из местных горит желанием помогать какому-то чужаку, мутящему воду по поводу старых дел, — смеется Инкери и берет себе кусочек.

— Мне нужна помощь того, кто был бы в курсе всех здешних событий, — говорит Саана и с энтузиазмом наливает в тарелку половник ароматной многообещающей ухи.

Какое-то время тетя размышляет над подходящей кандидатурой, а потом начинает посмеиваться.

— Тогда тебе прямая дорога в парикмахерскую «Салон Эйлы». Запишись к Эйле, — говорит она, с аппетитом жуя. Сколько Саана помнит тетю, та по жизни любительница поговорить с набитым ртом. — Уж кто-кто, а Эйла тут прямо всевидящее око, ничто от нее не укроется: знает о прошлом, настоящем и будущем, — сообщает тетя, гордясь собственной идеей, и Саана с воодушевлением кивает. Ей нужно больше историй. Рассказов, в которых могут притаиться важные кусочки мозаики Хелениной жизни.

Уговорив две лепешки и две плошки ухи, Саана душевно благодарит тетю за угощение и ищет контакты «Салона Эйлы». Она хочет записаться на подравнивание кончиков прямо на завтрашний вечер, если получится.

— Особенность таких вот деревушек — немыслимое количество историй. Они передаются из уст в уста и постоянно меняются: приукрашиваются, обрастают деталями. Каждый год условный сборник деревенских баек пополняется новыми сюжетами и теориями, потому как здесь, на отшибе, ничегошеньки не происходит. И кое-что тебе стоит знать заранее, дабы потом не обижаться на местных, — говорит тетя и начинает убирать со стола. — Много кто верил в то, что тогда произошло нечто очень плохое, подозрительное, однако со временем все эти подозревающие оказались в опале. И я в том числе. В кругу своих до сих пор любят посплетничать, но, сама понимаешь, мало у кого вызывает восторг любопытная девица из Хельсинки, которая своими расспросами грозит пошатнуть величие королевской общины, — она смеется.

Сквозь тетин смех Саана чувствует едва уловимую горечь.

4 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА

Следующим утром Саана чувствует себя необыкновенно бодрой и встает без привычной ленивой дремы. На сегодня запланированы три важных дела. Навестить отца того экскурсовода в доме престарелых, зайти к пожилой учительнице Хелены и Эйла в 16 часов. Давно у нее не было таких насыщенных событиями дней. На часах всего 09:05, а Саана уже верхом на велосипеде направляется в «Икипихлая», самый большой дом престарелых в Хартоле.

Долго искать не приходится. Саана решительно погружается в мир ходунков, больничных коридоров, кружевных скатертей и антисептиков для рук. В окошке регистратуры ее приветствует дружелюбная брюнетка. Саана рассказывает о цели своего визита, и женщина бросает на нее слегка настороженный взгляд.

— То есть вы хотите повидаться с Ээро Фальком? И его сын Лео знает о том, что вы здесь? — уточняет женщина, на лице которой крупными буквами написано: «Зачем?». — Как вы сказали, вас зовут? — еще раз спрашивает она.

— Саана Хавас, — отвечает Саана, намеренно глядя женщине прямо в лицо, подернутое нескрываемым подозрением.

— Комната 33.

Саана замечает, как женщина постепенно проникается к ней любопытством. Вероятно, такие неожиданные чужаки в доме престарелых — явление из ряда вон выходящее. Бейджик на груди женщины сообщает: «Катя». Проходя через стеклянные двери и продолжая путь по линолеуму томатного цвета, Саана затылком чувствует взгляд женщины.

В коридоре пахнет каким-то дезинфицирующим средством. Неуверенно и неловко Саана стучит в дверь. Из комнаты, к ее удивлению, доносится довольно бодрое приветствие, и Саана с облегчением улыбается. Возможно, этот визит будет приятен обеим сторонам. Ээро Фальк — сутуловатый пожилой мужчина в очках. Саана пытается разглядеть в нем черты Лео Фалька, но, похоже, этих двоих роднят только очки и рост. Старик жестом приглашает Саану расположиться на деревянном стуле у окна.

— Фон Райхманн? — лицо старика вдруг оживает, губы трогает усмешка, когда Саана объясняет, что ее привело. — Да, весьма любопытная персона, — говорит старик, и Саане кажется, что само воспоминание о бароне трогает его до сентиментальных слезинок в уголках глаз.

Разговор не продлился и часа. Саана закрывает за собой ворота дома престарелых. Ээро Фальк оказался весьма приятным человеком, однако сразу после короткого знакомства выяснилось, что он живет в каком-то своем мире и имеет расплывчатое представление даже о текущем моменте — о прошлом нечего и заикаться. Фон Райхманн и время, проведенное в Коскипяя, превратились для старика в пучок разрозненных фраз и ассоциаций, из которых Саана мало что почерпнула. Венецианские карнавалы в Коскипяя, уход за усадьбой и долгие-долгие рабочие отношения, отложившиеся в памяти старика как дружеские… Фон Райхманна он рисовал широкими мазками, добавляя красок во все: и павлины с цесарками, гуляющие по двору, и лучшие в Финляндии орхидеи, выращенные руками барона, и дорогущие шелка хозяйских облачений (которым барон, впрочем, предпочитал какое-то тряпье).

О Хелене Ээро Фальк так и не смог рассказать ничего вразумительного. Однако с пустыми руками Саана все-таки не ушла: она заполучила адрес в Потсдаме.

— Осенью 1989-го фон Райхманн внезапно уехал сразу же по окончании праздника, — сообщил Ээро Фальк. — Просто взял и исчез, мы даже попрощаться не успели. Позже мне пришла открытка из Германии, и на этом все.

Саана изучает пожелтевший уголок открытки, где извилистой, старомодной каллиграфией написан адрес. Это самая настоящая ниточка, единственная зацепка в Германии, все, что у Ээро Фалька осталось от фон Райхманна. Кто знает, вдруг этот адрес куда-нибудь приведет? Если удастся переговорить с бароном, расследование сдвинется с мертвой точки. Саана зевает и отчаянно желает оказаться в полной тишине, даже вздремнуть. Все-таки активная социальная жизнь берет свое, и батарейка нуждается в подзарядке.