День гнева - Йонас Бонниер Страница 34

Эва сидела рядом, когда Синдре читал вслух длинное откровение. На то, чтобы его записать, у Эвы ушло несколько дней. После первых недель абсолютного затворничества она несколько облегчила режим и теперь время от времени возвращалась к нормальной жизни. Дом Скугов постепенно оживал.

Отложив в сторону бумагу, Синдре не сразу нашел в себе силы говорить. Так или иначе, в этом откровении Господь упомянул его несколько раз.

– Это нам с Петером предназначено привести тебя к небесному супругу, – наконец сказал Синдре. – Нам обоим.

Эва кивнула. Синдре был вынужден признать Петера своим равноправным союзником. Иисус ясно выразился, что они нужны ему оба. Порядок был восстановлен.

31

Эва оказалась не готова к такому повороту событий. Это была пощечина. Разве Петер не колесил по всей Швеции, Норвегии и Северной Европе на своем большом автомобиле? Разве он не тосковал по ней? Она не могла припомнить, когда они спали вместе в последний раз. Сколько времени прошло с тех пор, месяц или больше?

Как-то в субботу в конце апреля он вышел из ванной после душа. Эва почти смутилась при виде собственного мужа, на котором было только обернутое вокруг талии полотенце. Теперь он был так близок ей, во плоти и крови, а не только душой и мыслями. Он выглядел натренированным, хотя никогда не посещал тренажерный зал. Мускулы на животе можно было пересчитать, и с годами они не теряли формы.

Эва совсем обессилела за месяцы затворничества, но игра стоила свеч. Синдре признал новые правила. На днях он рассказал, что родители Кристины получили правленый протокол вскрытия и больше не объявлялись. Очевидно, проблема разрешилась.

И вот наконец появился Петер. Он вернулся вчера, без предупреждения, после двухнедельных странствий по дорогам Северной Европы. Если он и посылал ей сообщение, то Эва его не слышала. В последнее время она все чаще игнорировала сообщения.

Но теперь он был здесь, как живая греческая статуя. И то, что он сказал перед тем, как войти в ванную, шокировало ее. Притом что последние несколько месяцев Эва сама много думала об этом и успела свыкнуться с этими мыслями, услышать нечто подобное от кого-то другого было в высшей степени странно.

Итак, Петер сподобился откровения. В машине, на стоянке, когда «дворники» отчаянно метались по ветровому стеклу, разгоняя дождевые струи. Для него это вылилось в серьезное потрясение. Возможно, потому, предположил он, что в это время Эва была так близка к Господу.

– Речь шла о возвращении Фирцы домой, – продолжал Петер. – О том, что с ней это произойдет раньше, чем с остальными. Господь Иисус не может больше ждать, он слишком скучает по своей супруге.

После этого Петер ушел принимать душ. Эва осталась сидеть на постели, осмысляя радостную новость, которой он поделился уверенно и спокойно, держась за ручку двери ванной.

«Неужели нельзя было сделать это в другой обстановке?» – спрашивала себя Эва. Интересно только, как выглядит обстановка, в которой обычно сообщают человеку, что он скоро умрет? Может, это принято делать за столиком ресторана с белой скатертью и зажженными свечами? Или в постели, после физической близости? На семейном совете, в присутствии детей?

Нет, ответила себе Эва. Не существует более или менее подходящей обстановки для такого известия. Хотя Петер никогда не отличался склонностью к красивым жестам. Он и предложение ей сделал по дороге в магазин «Иса». Эва улыбнулась.

Итак, она умрет. Вопрос – когда, как скоро? Радовало ли ее возвращение домой? Этого Эва не знала. Она сидела на постели и слушала, как в ванной шумела вода. Всего пару дней назад Эва записала строчки последнего откровения и чувствовала, что пройдут месяцы, прежде чем она сможет оправиться, как душевно, так и физически.

И вот теперь узнала, что оправляться, наверное, вообще не имеет смысла. С другой стороны, после длительного одиночества, которое она делила только с Иисусом, откровение Петера выглядело не таким уж шокирующим.

Но, выйдя из ванной, Петер снова поднял эту тему, и сразу все изменилось. Избранничество, высшие цели – все упростилось до банального расчета.

– Чтобы я мог лучше к этому подготовиться, – начал Петер, как всегда без широких жестов, и Эва впервые заметила, что он избегает смотреть ей в глаза, – думаю, имеет смысл предложить Лилиан Грёнберг переехать сюда. Лучшей замены тебе, чем Лилиан, нам не найти. И чем скорее это произойдет, тем лучше. Ты будешь с нами, и это облегчит тебе переход… Если тебе это нужно, конечно.

Слова медленно доходили до ее сознания и застревали там, не будучи в полной мере осмысленными. Лилиан Грёнберг? Новая няня Синдре с пухлыми губами и манерой шепелявить?

– Что ты сказал? – переспросила Эва. – Боюсь, я не совсем тебя поняла…

– Но ты же ее видела, – продолжал Петер, – у Синдре, или как?

– Ты хочешь, чтобы Лилиан Грёнберг к нам переехала? – Эва произнесла эту фразу, все еще не вполне ее осознавая. Когда Петеру могло прийти в голову заменить Эву какой-то глупой няней? Может, в то самое время, когда Эва пыталась совладать с гордыней Синдре и восстановить равновесие в их троице?

Петер скинул полотенце на пол и, голый, рылся в шкафу в поисках трусов.

– Я совсем не уверен, что смогу выдержать все это, Эва, – рассуждал он. – Я имею в виду твой уход. Понимаю, что это большая радость, и все-таки…

Петер оглянулся и посмотрел на нее, – с трусами в руке и глазами, полными слез. Потому что это ведь были слезы?

– Я не хочу даже думать об этом. Я люблю тебя, и, даже если моя любовь не идет ни в какое сравнение с тем, что может предложить тебе Он… В общем, жизнь будет продолжаться и без тебя… Понимаю, что и сам скоро последую за тобой, и все-таки… Мне нужна поддержка, Эва. И я хочу знать, что у меня есть твое благословение. Это ты должна выбрать мне спутницу земной жизни. Лучшей кандидатуры, чем Лилиан Грёнберг, я не вижу. Она идеально мне подходит…

«Когда ты успел ее узнать? – мысленно спрашивала его Эва. – Когда ты успел узнать Лилиан Грёнберг?»