Дочь ведьмы - Франсин Тун Страница 33

Найл вскрывает внутренности зверька, вырезает скользкие черные кишки, затем почки. Все это он позже отдаст Джеймсону. Отрезав голову и лапы, он швыряет их в поле, на корм лисам и канюкам.

Маленькое красное тельце он относит на кухню, не спеша ополаскивает и разделывает, оставляя мясо для пирога, которое предстоит тушить и запекать в духовке.

Потом он снова опускается на диван передохнуть. Часы тикают, с потолка капает вода. Чувствуя подступающую усталость, он слушает на автоответчике сообщение от Катрионы. Опять что-то про плитку и обои. Ее ровный голос окутывает его, словно морская пена. Он не знает, сколько времени понадобится, чтобы исправить протечку в доме. Вероятно, придется залезть на крышу и проверить вентиляционные отверстия и швы. Ничего, это пока подождет. Чтобы как-то заглушить звуки капающей воды, он включает трек из «Айрон Мейден» на своем стареньком магнитофоне. Выложив продукты из пакетов, он принимается в такт музыке нарезать морковь. И мысленно усмехается. По сути, ничего особенного – кулинария не так уж сильно отличается от столярного дела…

Плывут облака, наступает полдень, яркие лучи солнца проникают в кухонное окно, выхватывая пылинки, падая на разные предметы и высвечивая их изъяны. Одни нужно заменить, другие – починить. Через час интенсивной работы свет тускнеет, и дом кажется еще более пустынным. Найл смотрит на темную духовку. За матовой стеклянной дверцей есть лампочка, которая давно не светится. Все руки не доходят заменить ее…

* * *

Когда Лорен выходит из автобуса, на улице уже начинает темнеть, а воздух резкий и влажный. Билли уехал три дня назад. Сегодня Ночь костров ^[7], и, двигаясь вдоль замшелой каменной стены по дороге к своему дому, она чувствует запах горящих листьев и сухих веток. Мимо с двумя крошечными собачками на поводках проходит Вейри. Лорен приветствует ее, морщась от громкого тявканья.

– А-а, ты, значит, уже из школы? – спрашивает Вейри.

– Да, – кивает Лорен.

Поднимается ветер, и от холода у нее слезятся глаза. Вейри кашляет, и Лорен вдруг начинает думать, что соседка совсем сдает и может скоро умереть…

– В наши-то времена не было никаких школьных автобусов, – говорит Вейри, высунув скрюченный палец из рукава своего длинного пальто. – Приходилось ехать на велосипеде мимо вон того леса, спускаться вниз по склону. И в дождь, и в снег. Да, такие вот дела. А вам, детишкам, повезло, никаких забот.

– Неужели? – спрашивает Лорен.

– А как же, конечно! Автобус пустили здесь около тридцати лет назад. Да… Холодновато нынче для ноября. Думаю, скоро уже выпадет снег. Ну, пока, береги себя.

С этими словами она продолжает путь вниз по дороге в своих туго зашнурованных башмаках.

– Вейри?

Та оборачивается. Собаки замирают как вкопанные.

– Хотела кое-что сказать. Анн-Мари уже вернулась.

– Да, я видела, она приходит и уходит. – Вейри хмурится, закрываясь от сильного ветра, и отворачивается, чтобы продолжить путь.

– Она говорит, что вы знали мою маму. Что были ее подругой. – Лорен приходится повысить голос, перекрывая шелест деревьев и кустов.

Вейри смотрит на нее и улыбается.

– Ну да, знала. И до сих пор знаю.

– Что?..

– Она была необычной, особенной девушкой. – Вейри облизывает морщинистые губы. – Не знаю, что тебе там наговорил отец, но такие люди никогда так просто не уходят. Думаю, ты сама скоро все поймешь.

От ветра листья у их ног кружатся оранжевым вихрем. Затылок Лорен уже чешется от колючего шарфа…

– Погляди-ка вон на ту птицу, на канюка. – Вейри указывает на дорогу. Птица сидит на столбе, вцепившись в него острыми желтыми когтями. – Она наблюдает за тобой. – Голос Вейри становится хриплым. – Вот и твоя мама тоже будет следить за тобой. Совсем как та птичка. Они очень привязываются к своим местам. Твоя мама мудра, как и они. Возможно, они не выглядят мудрыми, но, поверь, так и есть. И еще эта птица умеет помогать людям.

– Разве канюки помогают людям? – недоумевает Лорен. – Как вы стали подругами?

– Когда они прилетают сюда, это своего рода знак. Предупреждение о том, что ждет впереди. И, по правде говоря… – Теперь, когда Вейри немного разговорилась, она, видимо, перестала замечать пронизывающий ноябрьский холод. – Так вот, мы с твоей матерью сначала не ладили. Мне тогда показалось, что она… не в себе. Какая-то дикая, необузданная. Так оно и было. Дикая. Никаких родных у нее поблизости не было, они все родом откуда-то из других мест, дальше на север, к западному побережью.

– Знаю, – кивает Лорен.

– Но я видела, что она понимает кое-какие вещи. В конце концов я и сама потом убедилась.

– О чем это вы?

– Ну, разные старинные традиции, обряды и тому подобное. – Вейри замолкает и бросает взгляд вперед, на дорогу. – На удачу, на счастье. Моя бабушка тоже этим когда-то занималась. Ну, может, конечно, это все суеверия. – Она поглядывает на своих собачек, которые уже настойчиво тянут за поводки. Потом Вейри переходит на шепот: – Знаешь, твоя мама и сейчас это делает. Я все еще разговариваю с ней.

Отшатнувшись, Лорен смотрит на длинную дорогу, ведущую к дому.

– Как это?

Несмотря на страх, ее все-таки распирает любопытство. Нащупав рукоятку из оленьего рога в кармане куртки, она крепко сжимает ее…

– Как, спрашиваешь? Она… приходит. Является во сне, например. И по вечерам я тоже ее видела. Особенно в последнее время. Ты, наверное, тоже ее видишь. – Заметив недоверие в глазах Лорен, она продолжает: – Кристину я хорошо знаю. Это не просто так. Она предупреждает о том, что назревает беда, что нас ждут неприятности. Но большинство ведь толком не помнит, что видели ее, не так ли? Большинство просто не хотят этого признать, вот что я тебе скажу! У них наступает шок, который проходит, и потом они выбрасывают все воспоминания из головы. Но, судя по выражению твоего лица, ты действительно с ней видишься. Да-да, я права! По какой-то причине она решила вернуться. Наверное, чтобы защитить тебя. Уберечь. Так же как и он. – Она жестом указывает на канюка. – Так что ты видишь именно свою маму. И, конечно же, помнишь ее.

Это уже слишком. Лорен поворачивается и бежит к дому, кроссовки шлепают по разбитому тротуару, а ветер сметает слезы с ее замерзшего лица. Старая женушка. Она снова слышит голос отца в своей голове. Чокнутая. Уже смеркается. Мимо проезжает лесовоз, нагруженный доверху покачивающимися бревнами. На них даже смотреть страшно – кажется, вот-вот рухнут на дорогу… Она прибавляет шаг. Черные кроссовки «Кларкс» пронзительно скрипят от бега. Они уже порядком износились. Она давно раздумывала над тем, не попросить ли отца купить ей новую пару.