Год Людоеда. Время стрелять - Петр Кожевников Страница 32

Да если бы этот таджик ему сейчас, да нет, не только сейчас, а и десять лет тому назад попался — он бы от него в течение полугода по вот такому малюсенькому кусочку отрезал и потом самого себя в сыром виде жрать заставлял! Вот уж обманщик так обманщик! Так его объегорил! Говорит, что ты, брат, земляк, — да я никому ни слова, мамой клянусь, для нас, на Востоке, — это самые святые слова, нас же с тобой обоих за это дело на смех подымут, да еще и накажут потом по полной программе! Да нет, обещает, глаза свои темные, как две пуговицы без зрачков, таращит — это пустяшное дело по гроб жизни так между нами двумя только и останется. Навеки! Мамой клянусь! Ах ты, шкода такая! Мамой!!! Право слово, креста на нем нет!

А как все это началось? С таких вот тихих, безобидных разговорчиков. Зона-то была ментовская, там особо-то и не побалакаешь — и слева краснопогонные уши, и справа та же звукозапись на автопилоте, то, что называется «как учили», — уж что-что, а это дело было у них в этом каземате по высшему разряду поставлено! Мало того что ломили всех подряд, да еще в этом позорном ремесле для себя ничего зазорного не усматривали! Ну и сам он, чего греха таить, ничем среди всех тихарей особо не выделялся — дул в ту же дуду!

Это, ему помнится, они так в детстве в прятки играли: все защерятся, кто где придумает, а один, которому выпало быть водой, то бишь водящим, зенки закрывает и кричит как можно быстрее (чтобы они, мерзавцы, надежно затаиться не успели!): «Раз-два-три-четыре-пять! Я иду искать! Кто не спрятался — я не виноват!» А если кого потом увидит, то сразу бежит на свой КПП, бьет по стене ладошкой и повторяет: «Палочка за такого-то и такого-то!» То есть запятнал! Все, теперь ты — вода следующий!

А по правде, и сам Корней много чего лишнего в те времена болтал. Как ему потом говорил его прыщавый следак: «Мы, гражданин Ремнев, узнаем о вас и вашей жизни в основном только то, что вы сами о себе рассказываете!»

Неплохо, да? И что главное, совершенно откровенно! Вот так у него и получилось. Таджик-то этот (а может, и не таджик вовсе, а еще какой урюк), Рамиз Шалманбеков, охранял тюремную больничку. Вот он улучит момент и так это осторожно, без всякого напора, интересуется, что да почему, и сам, между прочим, черт знает что о самом себе тут же рассказывает: и как он зэкам чай и наркоту проносит, и как девок из женской зоны приводит. Ну Корней ему и доверился, так это не то чтобы сразу всю свою беду выплеснул, а по капельке, а тому черномазому паразиту только того и надо!

А дело-то у Ремнева было, по правде сказать, пустяшное — за что там человека в клетку запрятывать? Ну имелась у него слабинка одна — позволял он себе иногда девкам да детишкам елду показывать. Вот так он однажды неудачно и оголился. А они сами-то что? Их разве кто заставлял на его хозяйство свои глазенки пялить?! Да он, может быть, никогда бы на большее зло и не отважился, если бы его добрые люди тогда так сурово не наказали?! Вот за то он им всем и платит до сих пор! Что, детушки-ребятушки, довольны вы такими ваучерами?

А почему, скажем, силачам свои мышцы не запрещают показывать? Ну если так откровенно рассудить, по справедливости, — какая тут такая особая разница между бицепсом, грудями и мудями? Ну а в балете что делается? Мало того что эти плясуны свое хозяйство лосинами обтягивают, они еще — люди говорят — в трусы кроличьи лапки подсовывают. Это, надо полагать, чтобы размер был более привлекательный. А в зале-то — женщины, дети! Но никто почему-то до сих пор эту их забаву к преступлению не причисляет! А что по телевизору нынче показывают?! А газеты-журналы?! Вот сразу сколько беды, а виноват во всем почему-то он один, Корней Ремнев! Очень это все у них интересно получается! Прямо скажем, по справедливости! По ихней справедливости!

Ребятишки-то те были классе во втором, а может, и в третьем — две девчоночки и пацанчик. Корней заприметил этих засранцев еще возле строительных лесов и так и пошел по их свежему следу, словно волк за козлятками, как оно и раньше бывало, а как они вглубь двора зашли, он им путь отрезал и давай упражняться! И обязательную программу им выдал, и даже на произвольную сподобился!

А что? Мало ли что взрослому мужику в голову взбредет? Ну что им до того, что он там из своих штанов извлекает? Они бы лучше школьными уроками занимались или в какие толковые кружки ходили, чем вот так-то по дворам шататься и за другими подглядывать! И то правда: если это тебе неинтересно, так чего же ты, гаденыш, смотришь?!

То, что это могло оказаться засадой, до Ремнева уже позже доперло — пасли его, как серого зверя, только так вот и победили! Ребятишки разом в крик и врассыпную, а бежать-то куда, только через его мужское стриптиз-шоу, больше никак из того двора-колодца было, насколько он помнит, и не выбраться. А сзади уже человека три в штатском залетают и прямо к Корнею. Он — внутрь глухого двора, по этажам, — лестницы-то все сгнившие, вот-вот обрушатся, ну и гонка была! А по концовке-то его захватили, от души вломили горяченьких и — в дежурку. А там — хвать, сотрудник, значит, свой, то бишь мент! Ну а своим-то, как водится, в этой системе особо сердечно и достается! И так его в каждом кабинете обработали, что оттуда он прямиком в больничку отправился.

Да ему бы все отрицать, а он, простак, наоборот, стал с этим чертовым Рамизом советоваться, как бы ему из этой паскудной паутины ловчее выкрутиться. А тот ему внимает, а сам все тяжелее вздыхает, на Корнея сочувственно смотрит и спрашивает: «И это было? И так было? И это делал?» А Корней, знай себе, дальше колется. Вот балда неученая! Прямо как с горки на жопе поехал!

Рамиз чувствует, что у Ремнева образовалась брешь в обороне, и к нему так очень деликатно подъезжает: «Да ты что, — говорит, — взаправду хочешь отмазаться? И так, чтобы тебя, при самом дурном раскладе, в зоне не замочили? Ладно, может, найдется у нас с тобой один выход». И с улыбочкой такой поганенькой ему предлагает, как говорится, ты — мне, я — тебе: «Короче, ты для меня на манер бабы послужишь, а я тебя за счет своих связей отсюдова сто процентов вызволю». А какие у него по той части могли быть связи? Кто он сам-то такой был? Да пустое место! Беда в том, что и Корней тогда был сам не в себе, ухватился, можно сказать, за соломинку! А соломинка та обернулась для него колючей проволокой!

И то мало сказать! Разве на этом то позорное дело кончилось?! С этого-то все только и началось! Мало того что Шалманбеков сам его чуть ли не каждый день приходовал как врага народа, так он потом к нему еще и других охранников привел! И главное, что ничего ведь не сделаешь! Кто ты после этого? Никто!

С этим клеймом Корней и на зону пошел. И вот тут-то для него и начались всамделишные адовы мучения…