Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон Страница 32

После ужина гости разъехались – Брюс и Айона в тяжеловесном «Рэнджровере», остальные в безмолвных «Приусах». Мадлен начала мыть посуду и убирать со стола, а Гурни отправился с делом Спалтеров в кабинет. Нашел результаты вскрытия и включил айпэд, подарок от сына Кайла ко Дню отца.

Следующие полчаса он провел, блуждая по целой череде неврологических веб-сайтов и пытаясь найти объяснение несоответствию между характером пулевого ранения Карла Спалтера и тем, что, по словам Полетты, перед тем как упасть, он прошел еще десять-двенадцать футов.

За годы работы в полиции Гурни выпала сомнительная удача наблюдать последствия двух таких же попаданий в голову, причем с более близкого расстояния, чем ему хотелось бы. В обоих случаях жертвы падали, как подкошенные. Почему же Карл упал не сразу?

На ум приходили два объяснения.

Первое – что патологоанатом ошибся, определяя степень поражения мозговой ткани, и что расколовшаяся на части пуля не до конца уничтожила двигательный центр. И второе – что в Карла стреляли не один раз, а два. После первой пули он сделал, шатаясь, несколько шагов и упал, а вторая и причинила обширные мозговые повреждения, обнаруженные при вскрытии. Очевидный недостаток этого второго предположения состоял в том, что патологоанатом нашел всего одно входное отверстие. Чисто теоретически «Свифт» двадцать второго калибра может оставить очень маленькое и аккуратное отверстие или очень узкую царапину, но все же не настолько незначительные, чтобы эксперт их проглядел, разве что в очень сильной спешке. Или если отвлекся. Отвлекся на что?

Пока Гурни раздумывал над этим вопросом, ему не давал покоя и другой факт, вскрывшийся при мини-постановке с участием Полетты: то обстоятельство, что роковой сценарий разыгрывался в двух шагах от тех двух человек, которым смерть Карла сулила максимальную выгоду. От Йоны, получающего полный контроль над «Спалтер Риэлти». И Алиссы, избалованной наркоманочки, стоящей в очереди за наследством отца – при условии, что Кэй освободит дорогу, как оно и вышло в реальности.

Йона и Алисса. Гурни все сильнее хотелось встретиться с обоими. А заодно и с Маком Клемпером. Просто необходимо как можно скорее увидеться с ним лицом к лицу. И может, познакомиться еще с Пискином, прокурором, – чтобы понять, на каких позициях он стоял во всем этом тумане противоречий, шатких улик и, возможно, предвзятости.

В кухне что-то громыхнуло. Гурни поморщился.

Чудна́я штука – вот такие громыхания на кухне. Прежде он считал их показателем настроения Мадлен, пока не понял, что на самом деле то, как он воспринимает это громыхание, – показатель его собственного состояния ума. Когда он подозревал, что дал ей веский повод для недовольства, то слышал в лязге посуды выход ее раздражения. Но если знал, что упрекнуть его не в чем, те же самые случайно оброненные тарелки казались вполне безвредной случайностью.

Сегодня вечером он такого спокойствия не испытывал: опоздал на ужин почти на час, не помнил имен друзей Мадлен, а потом бросил ее на кухне и удрал в кабинет, не успели последние лучи фар скрыться за холмом.

Последнюю провинность, правда, еще не поздно было загладить. Сделав несколько последних выписок с самых содержательных неврологических сайтов, какие сумел найти, он выключил айпэд, убрал отчет о вскрытии обратно в папку и вышел на кухню.

Мадлен как раз закрывала дверцу посудомойки. Гурни подошел к кофеварке, что стояла у раковины, насыпал туда кофе и нажал на кнопку. Мадлен вооружилась губкой и полотенцем и принялась вытирать стол.

– Чудаковатая подобралась компания, – небрежно заметил он.

– По-моему, лучше было бы выразиться – какие интересные люди.

Он откашлялся.

– Надеюсь, я их не слишком шокировал, когда говорил про нашу систему правосудия.

Кофеварка зафыркала и заурчала, знаменуя конец цикла.

– Дело не столько в том, что ты сказал. Твой тон был куда красноречивее слов.

– Красноречивее? В смысле?

Мадлен ответила не сразу, склонившись над столом и оттирая особенно упорное пятно. Наконец она выпрямилась и тыльной стороной руки смахнула с лица прядки полос.

– Иногда у тебя такой тон, точно тебя раздражает необходимость быть в обществе, слушать других людей, с ними разговаривать.

– Да я не то чтобы раздражаюсь. Просто… – Он вздохнул, не докончив фразы. Взяв чашку с кофе, он добавил сахара и, прежде чем объяснять дальше, размешивал его куда дольше, чем требовалось. – Когда я чем-то очень увлечен, мне трудно переключаться на обычную жизнь.

– А это и впрямь трудно, – отозвалась она. Я знаю. По-моему, ты иногда забываешь, чем я занимаюсь в клинике, с какими проблемами сталкиваюсь.

Он собирался уже указать, что обычно эти проблемы не идут в сравнение с убийством, но вовремя спохватился. Судя по взгляду Мадлен, она еще не довела до конца свою мысль, так что он молча стоял, держа чашку с кофе и выжидая, пока она продолжит – скорее всего, начнет расписывать самые ужасные реалии сельского кризисного центра.

Однако она выбрала другое направление.

– Может быть, мне легче переключаться на обычную жизнь, чем тебе, потому что я не так хороша в своей работе.

Он сморгнул.

– Ты о чем?

– Когда у человека большой талант к чему-то, он целиком и полностью сосредотачивается на своем деле, вплоть до полного исключения всего прочего. Тебе не кажется, что так оно и есть?