Зов смерти - Ингер Эш Вулф Страница 32

17 ноября, среда, 18:00

Сгущающиеся сумерки застали Саймона недалеко от городка Матапедия на южной границе Квебека. За время долгого путешествия с запада на восток странник не раз замечал, что дни становятся значительно короче. В этих краях темнеет уже в шесть вечера.

Завтра в полдень состоится очередная встреча в городке Доуктаун, в центре провинции Нью-Брансуик. Долгое путешествие и приближающаяся заветная цель тяжким грузом легли на плечи Саймона, который вдруг почувствовал себя выжатым как лимон. Его единственным утешением стали воспоминания о наполненных благодатью встречах с подопечными в Квеснеле, Гримшоу, Крайтоне и других городках. В каких только уголках страны не побывал неутомимый путешественник, доселе и не представлявший себе ее необъятных просторов! Благородная миссия вела его через горы и реки, по поселкам с населением не больше трехсот душ, индейским резервациям и фермерским угодьям. Повсюду, где появлялся Саймон, его встречали с распростертыми объятиями, а в ответ он неустанно делился своей любовью. Порой ему казалось, что сердце в груди увеличилось в три раза и гонит по телу кровь семнадцати спасенных душ.

В палатке Саймон приготовил настойку из наперстянки. Раньше она действовала моментально и на глазах восстанавливала иссякнувшие силы, и тогда становилось понятно, почему люди с болезнями сердца принимают это средство постоянно. Правда, наперстянка не помогла брату, но Саймон решил, что его смерть стала Божьим даром, и продолжал наслаждаться маленькими всплесками энергии, которую дарила трава. Ныне растение хочет свалить с ног и его самого. Организм сопротивляется и отказывается принимать целебное снадобье. Иногда Саймон чувствовал, как воздух проходит прямо сквозь сердце, и задавался вопросом, не отторгнет ли оно испытанное болеутоляющее средство из солидарности с остальными органами.

Временами Саймона охватывала внезапная слабость. Тогда он молил Господа проявить милосердие ко всем страждущим, что находятся под его опекой, и дать ему возможность завершить великую миссию. До конца пути остается совсем немного, и желанная цель уже видна. А потом все потеряет смысл, и он примет любую участь и без ропота превратится в придорожную пыль!

Саймон положил пять листочков наперстянки в стаканчик и, размочив их в растворе хлороформа и соды, процедил полученную смесь. Палатка наполнилась горьковатым запахом. Саймон терпеливо ждал. Даже самое малое дело нужно выполнять с полной отдачей. В такие моменты ему нравилось наблюдать за собой как бы со стороны и делать все так же неторопливо и плавно, как просачивались сквозь марлю и падали в стакан капли свежеизготовленного снадобья.

Странник вдруг вспомнил выжидающий взгляд брата, когда тот следил за процессом приготовления бальзама. «Ты мое Божье благословение», — говаривал он, притрагиваясь к Саймону холодной рукой. А тот скрывал от брата растущую печаль и клятвенно обещал: «Ты вновь обретешь силу и вернешься в мир живых!» Брат обнимал его за шею и притягивал к себе для поцелуя. Саймон ощущал запах тлена, исходящий от тела брата, и пытался вобрать его в себя, испить этот яд до дна. Но брат все равно умер, несмотря на неукоснительное выполнение всех предписаний, как собственных, так и тех, что назначали другие лекари. Потом те женщины и мужчины с пропитанными ложью фальшивыми сердцами ушли и он остался один.

Думая о вероломстве людей, Саймон пожалел о поспешных действиях в Гавр-Сен-Пьере. Миссис Ягнемма заслуживала большего, чем он сделал для нее, даже несмотря на то что она собиралась нарушить условия договора. В конце концов Глэдис отдала себя в его руки. Какие надежды он возлагал на безголосую певчую птичку! Вместо этого, взяв ее жизнь силой, Саймон даже не воздал ей того милосердия, которого она — видит Бог — заслужила. Гнев сменился стыдом, но в то же время он понимал, что иного выхода не было. Обстоятельства требовали безотлагательного возмездия, и возмездие свершилось.

Прошел час, и настойка готова. Саймон разбавил ее немного родниковой водой, но не настолько, чтобы пропала жгучая горечь листьев. Саксы дали этому растению очаровательное на звание — «перчатки лесного народца», а крапинки на цветах наперстянки означали отпечатки малюсеньких пальчиков, оставленных на бутончиках озорными лесными феями и эльфами. Без этого растения брат покинул бы мир живых еще раньше.

Кроме Питера, так звали брата, родных у Саймона не было. Матери они не знали, а отцу было тяжело растить двух сыновей. Человек тихий, он находил счастье в книгах, а не в общении с людьми. Он долго горевал из-за бросившей их матери. Горевал так, будто она умерла, что оказалось правдой, о чем они узнали позже. Когда же умер отец, никто не захотел приютить сирот. Тогда братья перебрались в религиозную общину. На материке многие семьи принимали на воспитание детей, но никто не хотел брать сразу обоих братьев. В итоге вышло так, что бездетная пара забрала Питера, болезненного, но покладистого ребенка, и увезла в другую провинцию.

После этого Саймон озлобился на весь мир. Несмотря на невзгоды, он рос сильным и здоровым ребенком, однако его так никто и не усыновил. Мальчик снял распятие, висевшее над кроватью, и повесил вместо него фотографию брата. Священнослужителям это не нравилось. «Иисус в своей вере смиренен, но не слаб, — сказал один из них, рассердившись. — Толку от твоего брата как от беспомощного котенка!»