Холодная песня прилива - Элизабет Хейнс Страница 32

— Я нашла Освальда.

— Ах черт! Погиб бедолага? Я так и думал: он всегда возвращался к ночи. Попал под машину? Эти сволочи гоняют и смотреть не смотрят.

Я не стала спорить. Надо было рассказать им, что случилось на самом деле, но я боялась, что во всем обвинят меня. Это я навлекла беду на марину.

— Где он? — шепнула Джози.

Малькольм подошел и обнял ее, погладил по спине широкими костлявыми ладонями.

— Я отнесла его к себе в рубку, — сказала я. — Завернула его.

Малькольм кивнул:

— Пошли, я заберу его.

— Хочешь, я побуду с тобой? — предложила я Джози.

Она покачала головой.

— Дай мне минуту, — сказала она. Плечи ее тряслись. — Побуду минутку одна. Иди-иди с Мальком.

Мы поднялись в рубку, я показала Малькольму аккуратно свернутую матерчатую сумку. Он спросил меня:

— Ты что-то еще хотела сказать?

Солнечный луч ударил мне в затылок. На миг стало почти жарко.

— Он не под машину попал, — сказала я. — Малькольм, это так ужасно!

— Понятно, — ответил он. — Джози мы ничего не скажем.

— Ясное дело.

— Что произошло?

— Прошлой ночью я услышала какой-то звук, — сказала я. — Стук или удар. Вышла посмотреть: Освальд лежал на понтоне.

— Ты никого не видела?

Я покачала головой:

— Оказывается, кабель опять перерезали. Лайм говорил мне, что Кэм с утра пытался его починить.

— Да, Морин прожужжала мне все уши, когда я встретил ее в магазине. Можно подумать, это сразу решит все проблемы.

Он поднял сверток так осторожно, словно Освальд все еще был жив.

— Помочь? В смысле — копать?

Он улыбнулся:

— Нет, я сам, попозже. Справимся.

И он ушел, оставив меня в одиночестве на палубе, забрав с собой кота.

Мне было ужасно больно за них. И Малькольм так добр ко мне, а ведь это я во всем виновата.

В итоге я заработала без малого пять тысяч фунтов за один вечер у Фица. Поработать пришлось на совесть, я сбилась со счета, сколько раз я станцевала у шеста и потом на коленях у каждого из гостей. Оправдала чаевые.

К трем большинство гостей разошлись. Остался только один — в костюме, сшитом на заказ, шелковая сорочка с открытым воротом, на запястье «Блинг». Набит деньгами. Я болтала с этим чуваком, смеялась его дурацким шуткам. Звали его Кенни. Память у меня паршивая, однако на основной работе я приспособилась через слово обращаться к собеседнику по имени, пока не закрепится. Мне самой такая манера казалась странноватой, но мужчины отнюдь не возражали. Они млеют, когда слышат собственное имя.

Флирт шел заведенным порядком. Те же реплики, вариации которых я слышала по выходным в клубе.

— Честное слово, ты танцуешь лучше всех, кого мне доводилось видеть, а я повидал немало. Как тебя зовут?

— Вива.

— Нет, по-настоящему. Как тебя зовут?

— Не стоит, Кенни, а то все испортим. Поверь мне.

— У тебя потрясное тело, Вива.

— Спасибо, Кенни.

— Нет, правда. Ты заслуживаешь лучшего. Поедешь со мной? Давай соглашайся. Я могу устроить тебе праздник.

— Конечно можешь, — улыбалась я.

— Поедешь? Давай куда-нибудь… В Испанию — у меня там вилла, поедем на выходные… — Он уже еле ворочал языком и вряд ли сумел бы подняться без посторонней помощи.

Я еще подлила ему.

За его спиной в темнеющей комнате Дилан посмотрел на меня и взглядом указал на часы.

— Не могу. Я бы с радостью, но у меня работа…

— Я тебе заплачу, — сказал он. — Скажи сколько, и я все устрою.

— Не в деньгах дело, — импровизировала я. — Мне нравится эта работа. Знакомиться с такими замечательными парнями, как ты, Кенни.

Он тяжко вздохнул, смиряясь с поражением. Дилан сделал шаг вперед: если что, он вытолкает Кенни за дверь.

— Как насчет последнего танца? — предложил Кенни, шатко подаваясь ко мне. — Один самый последний, только ты и я. Понимаешь?

Возле Кенни бесшумно возник Дилан.

— Уже поздно, — вот и все, что он сказал.

Тот спросил:

— Где Фиц?

Я воспользовалась тем, что Дилан отвлек гостя, извинилась и убежала в ванную переодеваться. Минуту спустя Фиц, не постучавшись, приоткрыл дверь. Я уже складывала одежду и убирала ее в сумку.

— Вива, — позвал Фиц, — я хочу попросить тебя о личном одолжении.

Я остановилась и поглядела на него. И так ночка выдалась долгая.

Он подошел ко мне, тыльной стороной ладони погладил по обнаженной руке.

— Ну что? — сказал он. — Ничего же страшного?

— Он меня за другое место хочет потрогать.

— Вива, этот человек — он мне очень пригодится. Не стоит его огорчать. Ты ему очень понравилась, он никогда раньше не клевал ни на одну из девиц…

— Я станцую столько раз, сколько ты велишь, Фиц. Так мы уговорились. Ты обещал мне, что ничего такого не будет. Хочешь изменить условия — плати.

— Сколько?

— Тысячу, — сказала я ему. — Причем музыку я выберу сама, и еще одно условие: Дилан будет караулить под дверью.

Фиц заметался, будто я прихватила его за яйца:

— Как тысячу? Да кем ты себя вообразила?

Он и сам был пьян, пошатывался. Я терпеливо ждала.

Он уставился на меня и наконец сказал:

— Ладно. Штуку. Круто берешь. Тысячу фунтов. Постарайся, чтоб он не пожалел об этих деньгах.

Музыка уже вступила, когда я вернулась в комнату. Донна Саммер «Люблю любить тебя, малышка» — полная версия, шестнадцать минут с криками и стонами бьющейся в оргазме Донны.

Я бы предпочла трек-трехминутку. «Стоит ли спорить? — прикинула я. — Да нет, лучше быстрее с этим покончить».

Кенни ждал, развалившись в кресле, в полубессознательном состоянии, — ладно, у меня он быстро очухается. Я подошла к нему сзади, погладила его плечи, пробежалась пальцами по его рукам. Оглянулась: Дилан стоял у открытой двери, едва заметный в тени.

Я не заставила клиента чересчур долго ждать, пока с меня не слетит одежка. Песня здорово помогла мне разогреться. Он (а может, Фиц) заплатил столько, что придется удовлетворять почти все его желания. Однако, хоть я и понимала, что он желает, чтобы я была поближе, начала я с шеста, ведь именно шест был моим коронным номером. Я кружилась, вращалась, выбрасывала ногу, все время смутно ощущая присутствие Дилана у двери. Полагаю, он бы проявил больше эмоций на футбольном матче. Нагота позволяла двигаться легче. Я рискнула попробовать несколько новых круток, кувырок назад и такие прогибы и висы, каких не делала со времен занятий в студии. Шпильки сильно затрудняли движения, хорошо еще, что я не свалилась и не потянула мышцу. Когда музыка замедлилась, пульсируя, я спустилась с шеста и подошла к Кенни. Я танцевала для него, я показала ему все лучшее, кружась прямо перед ним. Сперва он не прикасался ко мне, затем приобнял за спину, и я подалась назад, прижимаясь к его ладони. Тут уж он разошелся. Когда его пальцы сделались чересчур настойчивыми, я отступила, улыбаясь, словно мне все это нравилось, словно он меня заводил. А потом уселась на него верхом, потирая коленом шишечку в дорогущих брюках и всматриваясь в тень у двери, — Дилан все еще там. На месте.