Учись тонуть - Джейн Шемилт Страница 32

— С чего это вдруг пес противный? — У Зоуи навернулись слезы. — Он хороший, я хочу, чтобы он вернулся.

Элис пожала плечами, сошла с крыльца и пошла прочь, не ответив.

— Она просто дразнится. — Я утерла глаза Зоуи, жалея, что Элис так жестока к младшей сестре. Довести Зоуи до слез было проще простого. — Я попрошу Элизабет, она выяснит, что случилось.

После завтрака приехал Кабо. Ожидая, когда Адам закончит сборы, он прислонился к дверце машины и слушал радио. Местные выборы, торговля алмазами, планы строительства новых дорог в сельской местности.

— Да хорошо бы, только что-то не верится. — Судя по голосу, Кабо давно смирился. — Состояние наших дорог — хуже некуда.

Даже его брюзжание звучало добродушно. Не представляю, что могло бы расстроить Кабо по-настоящему. Его внушительные размеры соответствовали его благодушию. Даже Элис без стеснения пробовала говорить с ним на тсвана и смеялась, когда он передразнивал ее акцент.

Мужчины вышли из дома, сблизив головы над листком с результатами исследований для презентации. У машины Адам обернулся и помахал девочкам, стоящим на веранде. Зоуи замахала в ответ обеими руками. Элис кивнула. Обе сбежали к крыльца, Элис помчалась к зверинцу, Зоуи последовала за ней медленно, то и дело останавливаясь и разглядывая что-то на земле.

На кухне Элизабет мыла посуду, погрузив руки в воду с мыльной пеной. Я поставила у раковины поднос с остатками завтрака.

— Сегодня Джосайя один, без своего пса. — Я принялась переставлять с подноса тарелки и чашки. — Зоуи забеспокоилась. Вы не знаете, где он?

— Он иногда забредает в буш, — ответила Элизабет. Тень едва заметного раздражения скользнула по ее лицу, она встряхнула головой. — Неизвестно, где его носит, но есть захочет — вернется.

Сегодня Саймон явился раньше обычного. В те дни, когда я работала в медпункте с утра, я покидала дом еще до его приезда. На мое предложение сходить за девочками он покачал головой.

— Я специально приехал пораньше, чтобы застать вас.

Я усадила его в гостиной, остро чувствуя, как утекают минуты. Карие глаза Саймона встревоженно смотрели из-за толстых круглых стекол очков. Он прокашлялся.

— Элис уже закончила учебную программу по математике, Зоуи освоила сложение.

Я заметила, как он сглотнул, и его кадык скакнул вверх-вниз по шее. Хрустнули суставы крепко переплетенных пальцев.

— У них заметные успехи. Мы благодарны вам, Саймон…

— Я вынужден предупредить, что ухожу, — торопливо прервал меня он. — Моя жена только что узнала, что выдвинута на новую должность далеко от дома. А нашему сыну всего полгода…

— Понятно. — У меня упало сердце.

— Я подыщу себе замену. Одному из моих коллег нужна подработка, у него диплом биолога. Я мог бы с ним поговорить.

— Когда вы уходите?

— Завтра я работаю у вас последний день. Мы сами узнали только вчера вечером, а жене еще надо собраться.

— Девочки так привыкли к вам, особенно Элис, — сказала я. Лоб Саймона покрылся тонкой пленкой испарины, ему и так пришлось несладко. — Но, разумеется, мы рады за вас. Поздравляем. Ваша жена, должно быть, в восторге.

— Так и есть. — Его пальцы расслабились. — Она баллотируется на пост секретаря Комиссии по развитию деревни Серуле. Это очень важная для нее первая ступенька карьерной лестницы.

В этот момент в комнату в сопровождении Зоуи влетела сияющая Элис. Я попрощалась. С Зоуи все обойдется, но о том, как воспримет известие Элис, я боялась даже думать.

Проезжая по окраине Кубунга, я увидела старуху, бредущую по двору своего жилища, и двоих цепляющихся за нее осиротевших от СПИДа малышей. Зачем переживать из-за ухода Саймона? На жизненном пути моих детей это всего лишь крошечная точка. А здесь столько разрушенных семей.

Ммапула стала первой пациенткой, пришедшей ко мне на дородовую консультацию. Ее миловидное лицо кривилось от боли. При обследовании выяснилось, что начались преждевременные роды в ягодичном предлежании. Эстер перевела мое предложение немедленно отвезти пациентку в родильное отделение Тамаги. Ммапула выслушала его и решительно замотала головой: у ее парня есть машина, она сообщит ему прямо сейчас. Ммапула мгновенно исчезла, а два часа спустя я позвонила в отделение и узнала, что там она не появлялась. Переглянувшись с встревоженной Эстер, я собрала свои принадлежности для родовспоможения: щипцы, перчатки, шприцы, иголки и обезболивающие. Вместе мы сбежали с крыльца, Эстер указывала путь, задыхаясь от быстрой ходьбы.

Бетонная хибара выглядывала из-за могучей акации. Пока мы бежали через двор, вспугивая разлетающихся из-под ног кур, я слышала доносящиеся из-за двери стоны. Ммапула лежала на циновке у самого порога. Ее лицо лоснилось от испарины, она корчилась в родовых муках. Метнув в нас дикий взгляд, она выдохнула несколько слов. Эстер перевела их мне, сердито качая головой: парень Ммапулы напился и уснул у себя в хижине. Эстер знала его, он пил не просыхая.

Мы попросили у Ммапулы разрешения осмотреть ее. Даже без фонарика я видела уже показавшиеся крошечные ягодички. Эстер прослушала сердцебиение ребенка стетоскопом Пинара. Сердце билось слабо, поворачивать младенца было некогда. Пока Эстер держала Ммапулу за руку, я разорвала упаковку и натянула перчатки. Потом обработала пациентку дезинфицирующим раствором из пакета и вколола инъекцию обезболивающего. Быстро сделала разрез, наложила щипцы и, обливаясь потом, принялась тянуть при каждой схватке. Прошло несколько томительных секунд. Вдруг тельце ребенка выскользнуло наружу, но плечи и головка застряли внутри. Я ослабила пуповину на шее, заново наложила щипцы и потянула. На третий раз головка вышла. В моих ладонях очутился маленький перепачканный кровью мальчик. Синюшный, неподвижный и бездыханный.

Я услышала, как Ммапула что-то спросила, и Эстер ответила ей шепотом. Подняв молчащего ребенка на одной ладони и придерживая его грудку большим пальцем, я принялась рыться в сумке в поисках аспиратора. Волосы падали мне на лоб, но я не пыталась их отвести. Совершенно неожиданно тощая грудка ребенка вздулась, и хибарку огласил знакомый, похожий на кошачий писк. Потрясенная, со вздохом облегчения и наворачивающимися слезами, я положила новорожденного Ммапуле на живот. Та обхватила его за спинку своей ладонью и закрыла глаза.

Дождавшись, когда пуповина перестала пульсировать, я пережала и перерезала ее, радуясь, что прочитанная мной статья принесла пользу этому малышу; Эстер приняла плаценту, затем мы помогли Ммапуле перебраться в другой угол комнаты, уложили ее на кровать и подали спеленутого малыша. Эстер посветила мне фонариком, и я устранила последствия эпизиотомии. Ни одной дозы местного анестетика у меня больше не осталось, но Ммапула лежала совершенно неподвижно, не сводя глаз с крохотного мальчика у нее на руках.

Эстер убежала, чтобы успеть к началу дневного приема туберкулезных больных, а я задержалась, чтобы проконтролировать артериальное давление. Ммапула и ее сын уснули. В хибаре было темно и тихо, совсем не так, как в родильном зале нашей клиники, с его яркими лампами на потолке, гулом и писком техники, с капельницами и скальпелями. И с масками. Своих пациенток я не знала по именам. Они доверяли не мне, а моим навыкам. Со мной они не были знакомы. А здесь такая отстраненность казалась невозможной. Ребенок зашевелился. Я наклонилась проверить его пульс. Крохотные пальчики обхватили мой палец и крепко сжали его.