Добро пожаловать в ад - Майкл Корита Страница 31

Не успели эти слова сорваться у меня с языка, как я почувствовал, что на самом деле не могу дышать. Мне пришлось сделать над собой невероятное усилие и не поддаться паническому страху. Не хватало еще опуститься до того, чтобы хватать воздух широко открытым ртом.

— Думаю, ты не захочешь, чтобы я снял с твоей головы эту сумку. Потому что на самом деле эта сумка — твой единственный, неповторимый шанс, который я готов предоставить тебе, Линкольн Перри, шанс немного поговорить. Потому как выбор у тебя невелик — поговорить или сдохнуть. Ну как, ты по-прежнему хочешь, чтобы я освободил твою голову от этой сумки?

Чья-то рука, опустившись сверху, ухватилась за сумку, прихватив заодно и прядь моих волос, и рывком вздернула меня вверх. Как только я оказался на коленях, меня тут же отпустили.

— Хватит валяться.

Стоя на коленях со связанными за спиной руками и каким-то мешком на голове, я чувствовал себя примерно так же, как висельник, перед тем как выбьют скамейку у него из-под ног. Качнувшись, я попытался подняться на ноги, однако он приставил ногу чуть ниже моих лопаток — обойдясь без особых церемоний — и резким тычком заставил меня вновь опуститься на колени.

— Никаких резких движений. Просто стой смирно и говори. И лучше делай, как тебе велят, если хочешь вернуться домой.

Я снова облизал губы, но добился только того, что подсохшая было кровь, став жидкой, попала мне в рот.

— Кто вы такой?

— Человек, с которым у тебя чертовски много общего, — проговорил он. — Это, кстати, одна из причин, по которой я предпочитаю, чтобы ты говорил, вместо того чтобы смотреть, как ты умираешь. Да, между нами есть некоторое сходство, очень даже есть.

Я молчал, ожидая продолжения.

— Тебе не нужно знать, кто я такой, Линкольн Перри. Достаточно того, что мне известно, кто такой ты, вот это по-настоящему важно, все остальное не имеет значения. Я знаю, кто ты, мне известно, как ты распорядился своей жизнью, и кто в этой жизни для тебя что-то значит. Я знаю, что прошлым вечером ты навестил Карен Джефферсон, что сегодня утром ты работал в саду за домом твоего напарника и что вечером ты провел некоторое время в компании той хорошенькой репортерши — все это мне известно. У нее, кстати, был расстроенный вид, когда она уходила. Интересно, что ты сказал, чтобы испортить девушке настроение?

— Сказал, что испытываю странное пристрастие к сексуальным играм — со связанными за спиной руками и мешком на голове.

Он рассмеялся.

— Неплохо, Линкольн. Приятно видеть, как быстро ты приходишь в себя, стараешься скрыть свой страх. Браво! Прекрасная попытка! Только не вздумай заходить слишком далеко, слышишь?

Я услышал какой-то клацающий звук, на редкость неприятный, поскольку я хорошо его знал: это дослали патрон в патронник. А потом вдруг почувствовал прикосновение чего-то холодного, металлического к своему затылку.

— Продолжай бояться, Линкольн. Потому что я человек, которого тебе следует опасаться, неважно, что я говорил насчет того, чтобы отпустить тебя домой. Помни об этом.

Дуло отодвинулось от моей головы — только тогда я понял, что до боли прикусил свою и без того разбитую в кровь губу.

— Ты причиняешь мне кое-какие проблемы, — снова заговорил он. Обойдя кругом, он зашел мне за спину, потом наклонился, и я почувствовал, как его дыхание защекотало мне ухо. Вокруг все словно бы вымерло: я не слышал ничего, кроме шороха ветра да его голоса. Где бы мы ни находились, это было какое-то уединенное место. Сказать по правде, этот факт не добавил мне уверенности в себе.

— Однако мне кажется, ты сделал это ненамеренно, — продолжал он. — Скажем так: тебе просто не повезло, и у меня возникли проблемы. Но теперь мне придется как-то с ними справиться.

— Валяй, — просипел я, чувствуя, как мои кровоточащие губы трутся о грубую поверхность сумки.

— Так что произошло в Индиане? Зачем тебя вообще понесло туда? И что там случилось?

Какое-то время я молчал — до той минуты, пока не сообразил, до какой степени нелепо и бессмысленно выглядит мое «геройство». Если я не заговорю сам, он наверняка заставит меня заговорить. Оно бы, конечно, неплохо, если бы я мог хоть как-то защищаться, однако защищаться мне было нечем. К тому же что я мог рассказать такого, чего бы он не мог узнать и без меня? Для этого требовалось просто заглянуть в газету.

— Я поехал, чтобы отыскать сына Джефферсона. Я должен был сказать ему, что его отец мертв и что он теперь богат. Но, когда я нашел его, он застрелился прямо у меня на глазах.

— Долго ты пробыл с ним?

— Пару минут, самое большее.

— Он говорил с тобой?

— Да.

— Что он тебе сказал? — Его голос вдруг стал пронзительным.

Я заколебался.

— Что он сказал, я спрашиваю?!

— Сказал, как тебя зовут, и в какую игру ты играешь, — брякнул я. — А дюжина копов уже мчатся сюда на всех парах.

На какое-то мгновение наступила тишина, а потом он меня ударил. Это был резкий, ошеломляющий удар, он пришелся мне по почкам. Я рухнул ничком, а поскольку у меня не было никакой возможности вытянуть вперед руки, чтобы как-то смягчить падение, то ударился лицом о землю. Он дал мне несколько секунд, чтобы вдохнуть запах мокрой травы, а потом его пальцы снова вцепились в сумку, прихватив мои многострадальные волосы, и он рывком оторвал меня от земли.

— Зачем? — прорычал он. — Зачем ты это сказал? Для чего ты солгал — ведь у тебя нет ни единой причины лгать мне?!

— Потому что мне осточертела эта сумка, придурок!

Он снова выхватил оружие — холодное, металлическое дуло уткнулось в мой затылок.

— А теперь я снова тебя спрашиваю: что этот человек говорил тебе?

Я чувствовал, как теплая струйка крови щекочет мне подбородок. Молчал я долго.

— Он сказал, что у тебя есть причина, — заговорил я наконец. — А все, что есть у меня, это просто жадность. Он считал, что я тебя знаю, думал, что ты приехал со мной. Он так и сказал. А потом сунул дуло револьвера себе в рот и спустил курок.

— Ты лжешь!

— Ты это и в прошлый раз говорил. — Я устало пожал плечами. — Уж выбери что-нибудь одно, будь любезен.

Его рука снова вцепилась в сумку, больно дернув меня за волосы.

— Я же говорил, у нас много общего. Мне известно, что ты сделал с Джефферсоном, и я знаю, что он сделал с тобой. Именно поэтому я восхищаюсь тобой, больше того — именно поэтому я тебе сочувствую. Но цена, которую тебе пришлось за это заплатить… те беды, которые ты не заслужил и которые выпали на твою долю. Думаешь, меня это трогает, Линкольн? Нисколько. Ты видел его в самый счастливый день его жизни, а я — в самый страшный для него день. Я вернулся, чтобы рассчитаться по счетам.

— Ты убил его.