Каньон убийств - Мэг Гардинер Страница 31

Было ясно, что речь идет о доверии. Я убрала с его лба волосы.

— Извини, — сказал он. — Я ни разу не говорил с тобой об этих вещах в течение всех трех лет.

— Тебе не за что извиняться, Джесси.

— Нет, есть за что. Я знаю, что имелась некая черная дыра, табу на некоторые темы. Но я не мог найти выход… Это были такие тяжелые времена, такие мрачные. От одной лишь мысли об этом у меня начинала кружиться голова. Передо мной словно открывалась какая-то бездна, в которую я упал бы, если бы только заговорил об этом вслух.

Его руки крепко сжимали мою талию.

— И ты до сих пор чувствуешь то же самое? — спросила я.

— Вот прямо сейчас, когда держусь за тебя, я в эту дыру не провалюсь.

Я обняла его за плечи. Он закрыл глаза.

— Спасибо за то, что терпишь меня.

— Не смей так говорить.

— Позволь мне высказаться. Спасибо за то, что навещала меня в больнице. И за то, что приходила, когда я восстанавливал трудоспособность.

— Ш-ш-ш.

— Нет, это важно. Трудные времена выявляют истинные качества людей. Ты начинаешь понимать, на кого можешь положиться.

У меня внутри все похолодело. Раньше Джесси не давал мне повода рассказать о том, как в эти самые трудные времена повели себя некоторые его друзья. А они попросту исчезли. Я молчала, потому что Джесси не нуждался ни в моем гневе, ни в моей жалости.

Отделение реабилитации было местом, трудным для посещений. Морально трудным.

В первый разя поехала туда через месяц после ДТП. Дело было вечером, и я привезла ему бутерброд типа «субмарина» и несколько бутылок пива. Когда Джесси увидел, как я направляюсь к нему по коридору, он ухватился за висящую над ним перекладину и начал подтягиваться. Я попыталась улыбнуться, но потерпела неудачу. На Джесси были фиксирующие бандажи, сквозь мышцы левой ноги до самой кости проходили стержни и шпильки. В свете лампы, стоявшей у кровати, лицо казалось бледным и осунувшимся. Джесси потерял около двадцати пяти фунтов веса. Рядом с ним лежал паралитик со скобой, привинченной к черепу.

— Я подумала, что ты… возможно… — сказала я.

Он пробовал сесть прямо. Я с ужасом смотрела на его усилия.

— Следующим фокусом будет отрывание задницы от матраца и перемещение ее на пол.

Во время второго посещения я увидела около кровати Джесси мужчину. Он стоял ко мне спиной. На нем была майка с логотипом Калифорнийского университета. Цвет волос, рост, телосложение — все как у Джесси. Страстное желание видеть Джесси здоровым пересилило логику, и я восторженно воскликнула:

— Bay!

В ответ ко мне повернулся… Адам.

Я застыла в дверях, с лица сползло идиотское выражение радости. Новое «вау» выразило глубокое разочарование.

— Иди сюда, — сказал Джесси (он сидел в инвалидной коляске рядом с кроватью).

От одной мысли, что он проведет в этой коляске остаток жизни, у меня заболели зубы. Но Джесси показал нам, что не считает себя инвалидом.

— У кого-нибудь есть сегодняшняя газета? — спросил он.

Мы с Адамом переглянулись.

— Нет, а что?

— Купите. И вообще, не вздумайте скулить надо мной как над покойником. Не то подъеду и врежу каждому по носу.

Джесси положил голову мне на плечо. Мне не нравились его благодарности, да и не думала я вовсе, что заслуживаю поздравлений в связи с тем, что осталась ему верна.

— Эй, — шепнула я.

Он поднял голову, и я его поцеловала. Где-то внизу, под нами, на песок накатывались волны.

— Я тебя люблю, — сказала я.

— Ты сообщаешь мне об этом не только потому, что приобрела свадебное платье?

— Не только. Я говорю это, потому что заказала пятьсот штук канапе. Я увязла в долгах по макушку.

Пробежал легкий ветерок. Я почувствовала, что покрылась гусиной кожей.

— Мы оба увязли, правда?

— Господи Иисусе, еще бы! Я не представляю себе, каким образом мы сумеем вытащить Адама из тюрьмы.

Джесси вздохнул.

— Эв, я должен сказать тебе кое-что. Мне продолжают угрожать.

— О Боже. Чего от тебя хотят?

— Пока не знаю. Уточнять они не стали.

Я попыталась в темноте понять по его лицу, о чем он думает.

— Джесси?

— Не знаю, Эв. Но думаю, что обстановка будет ухудшаться до тех пор, пока не начнет улучшаться.

— Пойдем в дом, — предложила я.

Мы покинули веранду. Я закрыла на замок двери и опустила жалюзи. Мы направились в спальню. Пока Джесси чистил зубы, я, стаскивая с себя джинсы, решила забыть обо всем, кроме любимого, — по крайней мере на ближайшие восемь часов.

Я включила стереосистему и поставила альбом Ареты Франклин. Когда вернулся Джесси, я наподобие Риты Хейворт опустилась на колени перед разобранной кроватью.

На лице у Джесси можно было прочесть горячее желание. Стало ясно, что это желание обоюдно. Это было что-то вроде выхода из боя для отдыха и восстановления душевных сил.

— Я не принял таблетки.

— Нет проблем. Иди сюда.

Он скользнул в кровать. Я расстегнула пуговицы на его рубашке и сняла ее.

— Ты знаешь, в каталогах сообщается, что женщины всегда носят нижнее белье, по цвету подходящее к мужскому, — сказал он.

— Ты читаешь каталоги женского нижнего белья?

— Только для того, чтобы давать обоснованные комментарии. Почему у тебя трусики вывернуты наизнанку?

Я оседлала Джесси.

— Потому что я половая извращенка.

— Неужто? — улыбнулся он. — Тогда ты мне подходишь.

— Разумеется. Вот ты, например, увлекаешься политикой. Как насчет того, чтобы поиграть в президента и первую леди? Или в Че Гевару и крестьянскую девушку?

— Превосходно. Сегодня я Че.

Я засмеялась, легла на него и поцеловала в губы.

В полночь зазвонил телефон. Я включила свет и потянулась через Джесси, чтобы взять трубку с ночного столика. Кончилось тем, что я оказалась на груди Джесси и почувствовала, как сильно у него колотится сердце. Он буквально горел. Наверное, ему опять снился кошмар. Я подняла трубку.

Звонил Адам.

— Меня отпустили, — сказал он. — Извините, но у меня нет денег на такси. Не мог бы кто-нибудь из вас подбросить меня до дома?

Утром мы с Джесси поехали в полицейское отделение, чтобы узнать у Криса Рэмси, чем объясняется снятие подозрений с Адама. Дежурному я сказала, что хочу видеть Криса, но вместо ответа получила какой-то странный взгляд. Дежурный попросил меня подождать минутку и позвонил лейтенанту Роуму.