Книга легиона - Наль Подольский Страница 30

Легион посещает души и других людей и живет в них, а они это чувствуют, но многие не знают даже его имени. Впрочем, скоро уже будут знать. Или, иначе: пока что Легион присутствует в сознании людей анонимно, но уже близок час, когда каждый будет в полной мере ощущать присутствие своего Бога и произносить его имя. Тема предстоящей в скором времени не то легализации, не то инаугурации Легиона постоянно возникала в речах Философьева.

— Похоже, в божественных сферах назревает нечто вроде путча, — с кислой улыбкой заметил Платон. — Чушь, конечно, но почему-то настораживает.

— Он врет все время, как сивый мерин. Выдумывает, надеюсь. Вариант мании величия шизофреника, — не очень уверенно предположила Марго. — Хотя, действительно, настораживает… Да я и без его придумок привыкла ждать гадостей.

За неделю сожительства с поэтом Марго совершенно вымоталась. Днем ее ждала обычная, подчас суетливая работа, а по ночам он не давал ей спать. И отнюдь не сексуальными домогательствами — по этой части он довольно быстро выдохся, а бесконечными рассуждениями и поучениями. Ее натурально тошнило от многозначительного вещания, сопровождаемого серьезным доверительным взглядом и прикосновениями к различным частям ее тела. Рассудив, что он уже выболтал о Легионе гораздо больше, чем знал сам, Марго подумывала, не пора ли вернуть его на духовную родину, то есть в психушку — и чуть не совершила ошибку.

В пятницу ночью, под утро, когда он как будто выговорился, и Марго надеялась, наконец, поспать, у него случился эпилептический припадок. А потом он заговорил негромко и отрешенно, и его речь разительно отличалась от того, что она привыкла слышать. Это длилось долго, минут сорок, не меньше, и Марго больше всего боялась, как бы не сели батарейки в диктофоне. Она поняла — все ее постельные труды окупились.

Разговор шел о Легионе, но отнюдь не в ключе обычной апологии. Это были, хотя и обрывки, но холодного, отстраненного рассказа о нем. Будь поэт в сознании, его разум наверняка расценил бы эту речь, как кощунственную, и запретил бы ее.

«В бытие Легиона имелась определенная двойственность, которую его сверхсознание воспринимало болезненно, как потенциальную угрозу существованию».

«Непонятные, но и неодолимые силы заставляли его время от времени совершать точечные инвазии, то есть воплощаться на короткое время в элементарные мыслящие единицы».

«При очередном воплощении в свой субинтеллект Легион констатировал, что две тысячи лет назад вселенский процессор Поля Животворящего функционировал идеально».

«Как всякая сущность высокого уровня, Легион всегда стремился к совершенству».

«Этот кошмар был бесконечным, ибо Легион уже заглянул туда, где времени не существовало, но его воля, хотя и пульсируя, все еще действовала».

Для Марго эти и остальные, им подобные, фразы были китайской грамотой, но она чувствовала, что наконец получила доступ к существенной информации, предназначенной, так сказать, для служебного пользования. Ничего, Платон разберется, утешала она себя.

Платон сразу вцепился в эту кассету и стал похож на охотничью собаку, идущую про свежему следу. Прослушав первые фразы, он не стал их никак комментировать, только коротко бросил:

— Это важно.

Всю следующую ночь он просидел за компьютером, терпеливо занимаясь распечаткой записи.

Марго же неусыпно следила за поэтом, главным образом опасаясь прозевать следующий приступ эпилепсии. Но он, как назло, никак не случался. Так прошло несколько дней, и Марго поинтересовалась у Платона, существуют ли лекарственные препараты, стимулирующие эпилепсию.

— Слово «лекарственные» следует, вероятно, понимать условно? — мрачно усмехнулся тот. — Думаю, существуют, но я их не знаю. И вообще, я уже через многое переступил, но такое… пока для меня это слишком.

Тогда она попробовала уговорить Философьева согласиться на сеанс гипноза — он решительно отказался. Через день она вернулась к разговору о гипнозе, и это была ошибка: он насторожился и почти перестал разговаривать.

Ночью она проснулась, почувствовав поблизости какое-то шевеление. Приоткрыв осторожно глаза, она увидела, что Философьев, сложив на подоконнике в кучу ее и свою одежду, перебирает ее и внимательно рассматривает, словно ищет что-то мелкое, наподобие насекомых.

— Ты что? — удивленно спросила Марго.

— Т-с-с… — Поэт приложил палец к губам. — Похоже, нас посетили. — Он энергично захлопал ладонями около белья Марго, будто охотился на моль.

Марго направилась к уборной и, убедившись, что замок наружной двери заперт на дополнительные обороты, спрятала ключ в укромном месте прихожей. Когда она вернулась в постель, Философьев уже лежал и, довольно ловко имитируя храп, подглядывал сквозь чуть приоткрытые веки.

Потом он бросил валять дурака и заснул непритворно, Марго тоже перестала бороться со сном. А утром она его не обнаружила ни рядом с собой, ни вообще в квартире. Замок был по-прежнему заперт, ключ на месте, а дверь в лоджию оказалась открытой. Но самая пикантная подробность заключалась в том, что вся одежда Философьева, включая трусы и носки, осталась дома. Стало быть, он обнаружил бесов не только в доме, но и в складках одежды и воспользовался единственным возможным способом от них избавиться.

Устройство лоджий позволяло без большого труда как спуститься вниз, на восьмой этаж, так и перебраться в соседние квартиры по горизонтали. Марго обошла все этажи, начиная со своего, девятого, с жалобой, что к ней ночью, под утро, некто пытался проникнуть из лоджии, и она, естественно, беспокоится. В половине квартир, в том числе в и расположенной непосредственно внизу, на звонки не реагировали, а там, где открывали двери, никто ничего подозрительного не заметил.

Философьев ухитрился проболтаться где-то четыре дня, и только на пятый объявился в своей родной психушке. Марго подивилась его ловкости, но не стала делать попыток немедленно восстановить с ним контакт. Она предпочла отоспаться и занялась приведением в порядок дел на работе, запущенных за последнее время. Еще через два дня она вернулась в свою собственную квартиру и воссоединилась с несколько одичавшим без ее присмотра Платоном. Тот отказался пока комментировать распечатки речей Философьева, желая сначала «кое в чем разобраться». Он опять все дни, с утра до вечера, просиживал в научных библиотеках.